Самая долгая литургия – 1
Шрифт:
Начался отпуст, ровно падали благодарственные молитвы после причащения, но обычного умиротворения вокруг больше не было. Казалось, будто и священник, и прихожане торопились убежать друг от друга, избавиться от взаимной неловкости – словно супруги, что тянут с окончательным выяснением отношений ради ещё одного вечера если не в тепле домашнего уюта, то хотя бы в видимости его.
Отец Пётр задумался – разве такая нерешительность не говорит сама за себя? Разве это не то самое маловерие, которое он бичевал столько лет? Жена, которая полностью верит своему мужу, не будет бояться страшного ответа и спросит его сразу же о причине опоздания.
Теперь настоятель сожалел, что никто его не спросил о пришельце, а он смалодушничал. Духовные чада будут сами искать объяснений, и что они найдут? Если даже священник сомневается – чего ждать от мирян? И разве не придётся ему давать ответ на Страшном суде за такое оставление паствы волкам? А защитит ли пастырь стадо, если сам дрожит, как овца? Тупик.
– Нет, самому не справиться, – определился отец Пётр. – Пора навестить благочинного.
Старец
Строго говоря, отец Иоанн уже несколько лет не был благочинным. Ещё лет десять назад он просился на покой по возрасту, но епископ не сразу благословил оставить должность. Теперь бывший благочинный вёл более спокойную жизнь, которая явно пошла ему на пользу – с тех пор он почти не менялся внешне. Конечно, дело было в том, что отец Иоанн достиг того почтенного возраста, когда прожитые годы прекращают отражаться на человеке. Благочинный, как по привычке его называли многие другие духовные чада, оставался неизменным и внутренне – как камертон всегда выдавал чистую ноту, простыми и ясными словами возвращал мятущиеся души к истине.
Как и всегда, возле дома было многолюдно. Добровольные помощники старца, тоже духовные дети, пытались поддерживать хоть какой-то порядок и заботиться о приезжих. Большинство гостей составляли женщины разных возрастов. Они явно были готовы провести в очереди много часов, а потому не теряли времени – громким шёпотом делились друг с другом проблемами, с благочестивым видом давали строгие советы новичкам, после чего спохватывались и смиренно говорили, что правильно рассудит только старец. Потом повторяли советы и продолжали тот же разговор.
Отец Пётр усмехнулся внутренне, когда вспомнил, как те же активные прихожанки когда-то и нарекли отца Иоанна старцем. После избавления от «административного послушания» благочинного, отец Иоанн остался настоятелем маленького бревенчатого Храма. Людей ездить меньше не стало, застать бывшего благочинного одного было почти никогда невозможно, но всегда радостный, неунывающий священник старался помочь всем, кто приходил к нему. А потом, видимо из-за возраста и внешнего вида, отца Иоанна стали всё чаще за глаза называть старцем. На это он серчал, требовал прекратить «идолопоклонство» и пару раз даже посвятил этому проповеди. Пользы от этого не было никакой. Церковные бабушки дружно кивали, в голос соглашались с ним, но затем на своих совещаниях решали, что «старец» так говорит «по кротости и смирению», что несомненно подтверждает его святость и благодатность. Постепенно народное звание закрепилось, отец Иоанн махнул на это рукой, а старцем его стали за глаза называть даже духовные дети.
Хотя отец Пётр и не помнил благочинного молодым. Это было понятно – молодость бурлит, редко замечает тихо бредущую чужую старость, пока торопится к своей. Даже
Но отец Иоанн был совсем другим. Его старость была без дряхлости, уныния или равнодушия. Он всегда жил, а не доживал, был полон энергии, даже своим видом подбадривал более молодых священников, давал им наглядный пример жизнелюбия. Будучи человеком, безусловно, одарённым, радушным и трудолюбивым, когда-то он стал для молодого батюшки образцом, к которому нужно стремиться. А разница в возрасте только добавляла решимости – ведь нельзя же было работать меньше, чем старик! Потом отец Пётр поймал себя на том, что бессознательно даже в мелочах повторял многое, что видел у благочинного. И сделал чрезвычайно важный и, что уж тут скромничать, очень умный шаг – определился, что лучшего духовника ему не найти. А затем попросил отца Иоанна принять его в число своих духовных детей.
Две почтенного возраста келейницы заметили отца Петра и приветливо закивали. Одна повела его внутрь – дожидаться, когда отец Иоанн освободится, а вторая отправилась доложить старцу о приезде духовного сына. Как бы ни был гость близок, заходить без разрешения не полагалось – мало ли какие сердечные тайны открывались в это время внутри.
Отец Пётр осмотрелся. Внутри большой прихожей тоже сидели в основном женщины. О многих он мог бы сказать сразу, что им нужно. Почти всё всегда было одинаковым. Одни призжали с унылыми нерадивыми детьми и с фотографиями мужа, родных или кого-то из близких. Такие просили не за себя, а за других. С ними благочинный разбирался быстрее всего – первым делом пресекал жалобы, выяснял парой точных вопросов причину духовного недуга и давал совет. Иногда торопился и обходился без вопросов – отчего слухи о нём получали новый толчок. Впрочем, обычно «ходоки» получали стандартное увещевание – нужно и в себе порядок навести, особенно если заботишься о членах семьи, самых родных твоих.
Пара человек сторонились других, явно не торопились зайти. Понятно, эти ищут помощи для себя. С теми, кто приезжал лечить свои духовные раны, отец Иоанн беседовал обстоятельно. Он бережно распутывал клубок невзгод и страстей, постепенно оголял «ту самую» беду, которую гость обычно не только не видел, но даже не догадывался о склонности к ней. Как сказал бы Саша, пациент и не догадывался о болезни, пока старец не ставил «диагноз», после чего гость ясно осознавал, что был слеп, не видел слона за тучей мух. Как раз за это любили отца Иоанна, не оставляли его в покое, слагали легенды о силе его молитвы.
Сам же благочинный старался помогать всем без разбора чинов и званий, но для духовных чад, особенно носящих священнический сан, делал исключение – требовал проводить к себе без очереди. Остальные ходоки к такому порядку привыкли, даже подсказывали несмелым молодым батюшкам, чтобы те «пробирались поближе». Поначалу и отец Пётр стеснялся оставлять позади других, пытался «постоять со всеми», но привык и больше не спорил. Да и хорошо, когда священническое облачение внушает должное почтение – если человек уступает дорогу, то делает доброе дело, не так ли?