Самая яркая звезда на небе
Шрифт:
«Вот уже почти три года маглы воюют друг с другом, их конфликты распространяются по континентам, впутывая практически весь мир. Война раскинулась так широко, что привела к смертям и разрушениям по всему магловскому миру. Даже волшебники не смогли избежать перекрёстного огня войны.
Ведутся непрекращающиеся обсуждения, стоит ли магическому сообществу участвовать в их раздорах.
“Определённо нет, — сказал Септимус Малфой, выдающийся член Визенгамота. — Если маглы хотят уничтожать свои города и убивать друг друга, мы должны позволить им. Нас это
Многие люди уверены, что вовлечение в войну нарушит Статут о секретности, подписанный в 1689 году. Другие категорически против такого мнения. “Хоть мы и не вовлечены в войну напрямую, уничтожаются города, в которых мы живём, — говорит Донаган Элвин, сотрудник отдела магического правопорядка. — Некоторые из нас маглорождённые, и у них есть семьи, пострадавшие от войны. Волшебный мир не может закрывать на это глаза”.
Визенгамот собрался прошлым вечером, чтобы обсудить текущую войну и возможные последствия. Хоть наш корреспондент и не присутствовал на заседании, судя по всему, дебаты были жаркими, поскольку несколько членов получили сглазы во время собрания. Дарлониус Хедгенс не мог перестать отбивать чечётку, долго оставаясь не в состоянии добраться до каминной сети и вернуться домой. Позже вечером Марбл Макнэлли прогуливалась по Косому переулку с летучими мышами, вылетающими из её ноздрей (см. фото на стр. 6).
В итоге было принято решение, что волшебный мир не будет вмешиваться в дела войны маглов. “Вовлечение в магловскую войну строго противоречит Статуту о секретности, — заявил Министр магии Леонард Спенсер-Мун, разрешивший “Ежедневному пророку” взять эксклюзивное интервью (см. стр. 10). — Если мы хотим сохранить свою независимость и анонимность, мы должны оставаться в стороне от международной войны маглов”.
Он завершил своё заявление с объявлением, что каждый волшебник, кто примет участие в войне, обязан это делать без использования магии, иначе он рискует оказаться в Азкабане на двадцать лет (продолжение на стр. 6)».
Когда Гермиона закончила читать статью, её лицо горело. Это неправильно. Это не может быть правильно. Её глаза устремились на край газеты.
Год… 17 июня 1942 года.{?}[К этому времени массированные воздушные бомбардировки Лондона (и Великобритании) немцами, известные как “Блиц” уже прекратились (7 сент. 1940 — 10 мая 1941 гг). К лету 1942-го также возвращались ранее эвакуированные в деревни дети. Однако, денег и рабочих рук для восстановления города, разумеется, не было. В городе продолжался режим светомаскировки вплоть до конца Войны, а также по всей стране было введено жёсткое нормирование продуктов питания, топлива, одежды, бумаги и мыла, продолжившееся и после Войны.]
Гермиону затошнило.
Нет, её и впрямь стошнит.
Она не почувствовала себя лучше после опорожнения содержимого пустого желудка в из ниоткуда наколдованное Габриэллой ведро.
Она вернулась назад во времени!
Она упала через завесу, это был не сон. Но вместо того, чтобы отправиться в загробный мир, она отвела её в прошлое!
— Ты в порядке, Гермиона? —
— Я… — она запнулась. Она была не в порядке. Ничего не было в порядке. Ей казалось, что весь её мир рушится. — Я в порядке.
— Не очень-то убедительно, дорогая, но всё равно хорошая попытка.
Гермиона постаралась улыбнуться, но вместо этого она продолжила извергаться в ведро.
— У тебя есть кто-то из семьи, кто бы о тебе беспокоился? Тебе, наверное, стоит им написать.
— Э-э… — она силилась придумать ответ, но лишь выдавила: — Мои родители мертвы.
— Понятно…
Гермиона посмотрела на свои дрожащие пальцы. Впервые у Бриджет не нашлось комментария. Она прыгнула обратно на свой стул и сидела молча.
— Ну… У тебя есть кто-то ещё из семьи? — снова попробовала Габриэлла.
— Нет, только я, — сказала Гермиона. Это заявление больно по ней ударило. Она почувствовала это в своём пустом желудке. Её глаза расширились. Она задыхалась, а затем разразилась рыданиями. Габриэлла придвинулась, чтобы сесть на край кровати Гермионы, и позволила ей плакать на своём плече. Её родителей здесь не было. Гарри и Рона не было в живых. Никого. Не было никого, к кому она могла бы обратиться. Её сокрушило одиночество. Она потеряла всё.
Она перенеслась на пятьдесят два года в прошлое. Что ей теперь делать? Она плакала, задыхаясь своими слезами, и не трудилась их вытирать, потому что их так быстро заменяли новые.
— Всё будет в порядке, дорогая… — пробормотала Габриэлла. Она пыталась утешить Гермиону так, как могла только мать, поглаживая её по спине и произнося успокаивающие слова, в которых не было смысла. Бриджет достала коробку носовых платочков, которую Гермиона приняла. Она не спросила, откуда они взялись у ребёнка.
— Ты можешь остаться с нами, Гермиона! — взвизгнула Бриджет. Она прыгала и хлопала в ладоши от радости.
— Бриджет, успокойся!
— Я… я… — она шмыгала носом, — не могу так поступить, — наконец сказала Гермиона.
— Чепуха, у нас полно места в «Дырявом котле»! — сказала Габриэлла, приглядывая за своей слишком возбуждённой дочерью.
Снова полились слёзы, Гермиона пока не могла говорить. Но когда ей удастся, она была полна решимости принять их милосердное предложение.
***
Гермиона проснулась от неожиданности. Кто-то кричал. Её бок тупо саднил, но это можно было вытерпеть. Не боль разбудила её ото сна: это был крик. Оцепеневший мужчина больше не был в оцепенении. Его спина выгнулась, а лицо представляло ужасающую смесь страха и агонии. Мимо неё пронеслась тень и наклонилась над кричащим мужчиной.
Гермиона села. Палочка целительницы осветила лицо женщины с заколотыми назад волосами, склонившейся над мужчиной. Он не мог с ней общаться, пока она с ним разговаривала. Он продолжал кричать в бездну, и от этого по спине Гермионы проносились мурашки. От этого кровь стыла в жилах — он наполнял её беспокойством.