Самая яркая звезда на небе

Tippilo

Другая целительница вошла в палату для помощи. «Аделаида, достань зелье, скорее!» Женщина развернулась на пятках и снова ушла. Другая женщина провела палочкой и включила свет. Гермиона рассмотрела волшебника средних лет — его лицо было красным и полным муки — пот капал с бровей. Его спина скручивалась, а конечности искривлялись. Льдисто-голубые глаза были широко распахнуты. Это было ужасающее зрелище. В палату на подмогу пришёл мужчина с женщиной по имени Аделаида.

Два часа Гермиона смотрела, как три целителя ухаживали за мужчиной. Жаль, что они не поместили её в другую палату, куда-то, где её бы не так… выбивало

из равновесия.

Мужчина умирал. Что-то убивало его изнутри. Его крики становились всё более сиплыми. Целителям с трудом удавалось вливать в него зелья. Особенно, когда его тошнило. Они переключились на наложение целебных заклинаний, чтобы облегчить его боль, в надежде, что он сможет выпить зелья, — это не помогло. Это был один из тех случаев, когда могла бы помочь магловская медицина. Гермиона немного знала о медицине, но она гадала, могла ли быть какая-то польза от введения зелий через капельницу. Особенно с учётом того, что он не мог прекратить кричать достаточно долго, чтобы успеть хоть что-то проглотить.

Крики смолкли, но целители не помогли ему. Напряжение в его теле усилилось. Палату наполнили звуки удушья, а его глаза выкатились, и лицо приобрело неестественный оттенок. Гермиона хотела отвернуться. Ей стоило отвернуться. Ей не стоило смотреть на это. Она не хотела видеть конец жизни мужчины.

В течение следующих двух минут шум прекратился. Жёсткость покинула его тело.

Гермиона не смогла уснуть той ночью. Время приближалось к четырём утра, когда она попросила зелье Сна без сновидений, чтобы помочь ей бороться с собственным напряжением в мышцах. Это зелье редко использовалось из-за того, что оно вызывало привыкание, но Аделаида выдала ей маленькую дозу без возражений. Её выражение лица было полно сочувствия, когда она передала бутылочку.

Её выписали на следующий день, и не было большего облегчения, чем покинуть это место. Что-то в её палате казалось неправильным после того, как она стала свидетелем такой трагедии. Как он и обещал, целитель Сплин выдал ей достаточно зелья и приказал написать ему напрямую, если её запас будет подходить к концу. Габриэлла внимательно слушала инструкции целителя, как души не чающая мать. Она улыбнулась Гермионе, помогая ей поднять её немногие пожитки.

«Всё будет хорошо, Гермиона. Мы что-нибудь придумаем».

========== 3: “Дырявый котёл” ==========

— Но я хочу поехать в Хогвартс! Я не могу?

— Нет, — Габриэлла схватила дочь и вырвала письмо из её рук, бросив его Патрику, который поспешил его поймать. — И не рассчитывай, что я не видела беспорядка, который ты устроила на кухнях этим утром! О чём ты думала…

— Это не я, мама! Честно!

— Ещё и врёшь! — Габриэлла тащила Бриджет в сторону кухонь, продолжая читать ей нотации по дороге. Патрик сиял, глядя на своё письмо, и осторожно открыл клапан, достав содержащийся в нём пергамент с деталями о его зачислении в Школу чародейства и волшебства Хогвартс. Он обернулся, чтобы показать его по-прежнему стоявшей на лестнице Гермионе.

— Ты училась в Хогвартсе, Гермиона? — спросил Патрик, передавая Гермионе своё письмо.

Да…

— Нет. Мои родители учили меня на дому.

— Почему? — спросил Патрик, садясь с Гермионой за столик в углу. До открытия паба оставалось ещё двадцать минут. Патрик провёл рукой по своим тёмно-русым волосам и широко улыбался, глядя

на письмо.

— Мы часто переезжали, — сказала она. Она знала, что люди будут интересоваться, откуда она. Где она научилась магии. Почему у неё нет семьи. Она рассказывала всё в общих чертах, чтобы не возникало вопросов.

— Мама говорит, что они с папой учились в Хаффлпаффе. Думаешь, я буду в Хаффлпаффе? — Гермиона в первый раз услышала, как Патрик упомянул отца. Бриджет сказала, что он умер несколько лет назад.

— Наверное… — Гермиона пробегалась глазами по списку книг, узнавая только около половины названий. Возможно, многие из книг её собственных школьных лет ещё не были изданы.

После рассылки школьных писем «Дырявый котёл» столкнулся со значительным наплывом дневных посетителей. Гермиона работала больше обычного. Это отвлекало её от того, как сильно она завидовала Патрику — который пойдёт покупать школьные принадлежности. Это отвлекало её от того, как сильно она скучала по своим друзьям. Как сильно она скучала по своим родителям. Как бы ни была к ней добра Габриэлла, никто не мог заполнить некоторые пустоты внутри неё. Ей нужно просто держаться достаточно долго, чтобы убедиться, что зияющая пустота не расширится ещё больше и не поглотит её целиком.

····?·* ?? ?*·?····

Том шёл по улицам Магловского Лондона, презрительно рассматривая брусчатку. Он ненавидел лето, но теперь оно было немного более терпимым, потому что он оставался в заброшенном приюте.{?}[Эвакуация детей из Лондона (и других крупных городов) в деревни началась 1 сентября 1939 г. под кодовым “Операция Крысолов” (Operation Pied Piper), и было эвакуировано 1.5 млн человек, из них больше 800 тыс. детей школьного возраста (разлучив их с родителями). Дополнительная релокация была произведена в июне 1940 г. в преддверии немецких бомбардировок, которые затем начались в сентябре. Последняя волна эвакуаций состоялась в 1944 г., когда Германия возобновила ранее остановленные бомбардировки.]

В первое лето после Хогвартса он вернулся в дом, полный большего количества кричащих детей, чем могла справиться миссис Коул. Ему пришлось делить комнату с Морти, восьмилетней занозой в заднице, которого до Хогвартса Том бы не преминул поставить на место. Том считал дни, пока сможет вернуться в школу.

Следующий год был хуже. Когда Том сошёл с поезда, он встретил ожидающую его миссис Коул. Она тут же затащила его на другой поезд, который отвёз их в сущие ебеня. Она вручила ему противогаз и сообщила, что приют в Лондоне был закрыт, потому что какой-то парень из Германии собирается их бомбить. Том выбросил противогаз, как только женщина отвернулась.

В первом доме было семеро других сопляков, и все они делили маленькую мрачную комнатушку. От него ждали, что он будет собирать дикие ягоды и жить на скудных объедках. Не прошло и пары недель, как семья потребовала, чтобы Тома куда-нибудь перевезли.

Следующий дом был похожей крысиной норой, но с новыми лицами.

Старуха, живущая в третьем доме, попыталась выпороть Тома ремнём, когда он попросил её «отъебаться» за то, что она потребовала от него копать свиное дерьмо. После этого она его не беспокоила. По правде, она на него больше и не смотрела. До конца лета старуха ходила на цыпочках вокруг Тома — утверждая, что он как-то был связан с огнём, спалившим половину её лица.