Самое ужасное путешествие
Шрифт:
В те дни то и дело кому-нибудь из живущих в доме казалось, что тот или иной участник пропавшей партии идёт ему навстречу. Потом неизменно оказывалось, что это мираж, тюлень, причудливый серак, выжатый давлением, или что-нибудь ещё в этом роде, но мы никак не могли окончательно убедить себя в том, что это лишь видения, и каждый раз снова загорались надеждой. Между тем нас серьёзно волновало состояние льда в бухтах между нами и мысом Эванс: помощь была нам насущно необходима. С 30 марта по 2 апреля ветры взломали льды посередине залива, и 3 апреля Аткинсон вскарабкался на холм Аррайвал — посмотреть, что осталось.
«Лёд в обеих бухтах до мыса Эванс совсем молодой — думаю, он образовался сегодня утром на основе
После этого хорошо подморозило, и 5 апреля
«к вечеру испробовали лёд. Он, конечно, солёный, полон снежуры, но в нескольких сотнях ярдов от старого покрова имеет толщину в шесть дюймов, возможно, и во всём заливе не меньше» [258] .
257
Мой дневник.
258
Там же.
Затем налетела сильная пурга, и только на четвёртый день оказалось возможным снова подняться повыше и оглядеться.
Насколько можно было судить, лёд в обеих бухтах устоял; эти бухточки расположены по бокам Ледникового языка и обрамлены с юга полуостровом мыса Хат, а с севера — мысом Эванс и островами.
Десятого апреля Аткинсон, Кэохэйн и Дмитрий выступили на мыс Эванс. План их состоял в том, чтобы по полуострову дойти до скал Хаттона, а оттуда пересечь морской лёд в бухтах, если это будет возможно. Дневного света уже было мало, а через неделю солнце и вовсе должно было исчезнуть на всю зиму. Со скал Хаттона они, не теряя времени даром, спустились с санями на лёд и были приятно удивлены прекрасным скольжением.
«Воспользовавшись сильным попутным ветром, мы поставили парус, все уселись на сани и через двадцать минут были у Ледникового языка. Пересекли его; удача и ветер сопутствовали нам и дальше, за час мы сделали последние семь миль и, не сходя с саней, достигли мыса Эванс. Там я собрал всех участников экспедиции и объяснил им положение, рассказал, что было сделано и что я предполагаю сделать; попросил, чтобы в такое трудное время все дали свои советы. Было высказано почти единодушное мнение, что мы уже сделали все возможное. Ввиду того что сезон маршрутов кончается и вряд ли появится возможность подняться берегом до Кемпбелла, один или двое из присутствующих предложили предпринять ещё один поход в Угловой лагерь. Зная, какие условия были в последнее время на Барьере, я взял на себя смелость отвергнуть это предложение» [259] {161} .
259
Аткинсон в Scott's Last Expedition. Vol. II, p. 31.
На мысе Эванс всё было в порядке. И сила ветров, и температуры были достаточно высокими, последние — в резком контрасте с температурами на мысе Хат, которые в среднем были на 15° ниже прошлогодних. Семь вновь прибывших мулов чувствовали себя хорошо, а вот из собак три сдохли: опять всё та же таинственная болезнь.
Перед уходом «Терра-Новы» в Новую Зеландию, на её борт взошли следующие участники нашей экспедиции: Симпсон — он должен был вернуться к месту службы в Индии;
Гриффит Тейлор — правительство Австралии отпустило его в экспедицию только на один год; Понтинг —
Мирз — он был вынужден уехать в связи с семейными обстоятельствами{162}; Форд — его отмороженная весной рука так и не зажила; Клиссолд — он упал с тороса и получил сотрясение мозга; Антон — он закончил свою работу конюхом с пони. Лейтенанта Эванса отправляли домой по болезни.
Зато на берег высадили Арчера — ему надлежало исполнять обязанности повара вместо Клиссолда. Другой матрос, Уильямсон, должен был заменить Форда. Он был единственным человеком со свежими силами для наших санных походов. Не считая его, в наилучшей форме, был, пожалуй, Райт, а среди остальных при нормальных условиях не нашлось бы ни одного, годного для участия в санном походе в этом сезоне, особенно когда солнце должно вот-вот исчезнуть на всю зиму. Санные вылазки вконец нас измотали{163}.
Тем не менее следующие несколько дней на мысе Эванс готовились к очередному санному походу, и 13 апреля партия стартовала через скалы Хаттона на мыс Хат{164}. Аткинсон, Райт, Кэохэйн и Уильямсон должны были пройти западным берегом и попытаться помочь Кемпбеллу; Гран и Дмитрий — оставаться со мной на мысе Хат. Морской лёд к этому времени стал неровным, волочить сани было невероятно трудно: изо льда выделялась соль. Пурга мела им в лицо, и они спрятались от неё на подветренной стороне островка Литл-Рейзербэк.
Как только погода позволила, они сделали рывок к Ледниковому языку и под ним, немного обмороженные, переночевали.
Утром они сначала никак не могли вскарабкаться по обледеневшему склону на полуостров, но Аткинсон, пользуясь как рычагом ножом, а как лестницей — санями, которые четверо мужчин удерживали на вытянутых руках в вертикальном положении, сумел найти точку опоры и взгромоздиться наверх.
А я тем временем был один на мысе Хат, где пурги с обычными завываниями периодически сотрясали жалобно скрипевшую старую хижину. По глупости я отправился провожать своих товарищей, уходивших на мыс Эванс, до подножия склона Ски. Распрощавшись с ними, я обнаружил, что ноги у меня разъезжаются на скользком снегу и ледяных неровностях.
Несколько раз я падал, сильно ушибался и даже потянул плечо.
Из-за (этой травмы и отчаянно скверных условий моё состояние ухудшилось — так плохо я себя давно не чувствовал.
Пока я жил на мысе Хат один, случалось в иные дни, что я от слабости мог только ползать по хижине на четвереньках. А ведь мне приходилось приносить из-за двери ворвань и топить ею печку, рубить тюленье мясо для еды, кормить собак, часть которых была привязана в пристройке или между хижиной и крестом Винса, часть же бегала на воле. Хижина при одном жильце оказалась страшно холодной. Не будь среди запасов, доставленных с мыса Эванс, немного морфия, не знаю, что бы со мной сталось.
Собаки быстро поняли, что могут себе позволить вольности, на которые не осмелились бы при других обстоятельствах.
Они визжали и рычали, дрались, не прекращая ни днём, ни ночью. Был такой день, когда я семь или восемь раз подползал по полу к собаке, которую считал заводилой, чтобы укротить её. Я не сомневался, что всё зло от этого Дика, и, хотя ни разу не застал его на месте преступления, лупил для острастки что было сил, но — увы! — без всякого результата.
Стыдно признаться, но в тот момент я бы охотно перебил всех псов. Так я лежал в спальном мешке, и то подо мной проваливался пол, то стены отступали вдаль, а потом возвращались на место. Когда ночью 14 апреля наконец пришла спасательная партия, меня словно вытащили из ада. Четыре дня в полном одиночестве, ещё немного — и я бы, наверное, сошёл с ума! С мыса Эванс мне принесли много вещей — больше всего я обрадовался письмам из дому, экземплярам газеты «Уикли Таймс», паре войлочных ботинок и расчёске.