Самое ужасное путешествие
Шрифт:
Весь день 15 марта нас удерживала на месте сильная пурга.
На следующее утро к 8 часам мы различали лишь контуры острова Уайт. Я очень волновался: Дмитрий сообщил, что утром едва не потерял сознание. Надо было во что бы то ни стало идти, надеясь на морской лёд. Дмитрий до последней минуты отлёживался в палатке, а я нагрузил и свои и его сани; и тут, к моей великой радости, начало проясняться, показалась земля.
Начиная с Безопасного лагеря нас морочили миражи, которые появлялись на краю Барьера, но когда мы к нему приблизились, словно гора с плеч упала: лёд был на месте, а то, что представлялось морозной дымкой, было всего-навсего позёмкой над мысом Армитедж.
Мы обогнули мыс и попали в вихри снега; Аткинсона застали на льду, а Кэохэйна — в хижине позади. За несколько минут мы обменялись новостями. «Терра-Нова» несколько раз пыталась дойти до Кемпбелла и его пятерых спутников, но, так и не сняв их с берега, 4 марта покинула залив Мак-Мёрдо.
Корабль сделает ещё одну попытку на обратном пути, направляясь в Новую Зеландию. Эвансу лучше, он едет домой.
В хижине
Мы гнали от себя беспокойные мысли о полюсной партии, но на всякий случай стали готовиться к следующему санному походу. Без собак — они были вымотаны до предела.
Мулы и свежие собачьи упряжки находились на мысе Эванс.
«Если полюсная партия не вернётся, дня через четыре-пять Аткинсон хочет попытаться пойти с санями им на помощь. Я согласен с ним, что идти сейчас в западном направлении навстречу Кемпбеллу неразумно: мы можем взять севернее, а они в это самое время — южнее, отправлять же по свежему морскому льду одновременно две партии — значит рисковать вдвойне» [250] .
250
Там же.
«17 марта {158} . Днём пурга, но ветер всего лишь 5–6 баллов.
Думаю, это не мешает им идти по Барьеру. Аткинсон предполагает выйти 22-го; по-моему, надо им положить три недели и четыре дня на прохождение ледника, десять дней — на задержки из-за погоды, итого они могут прийти, живые и невредимые, через пять недель после второй возвращающейся партии, то есть 26 марта {159} . Мы, конечно, беспокоимся, но, мне кажется, пока нет особых причин для тревоги, они вполне могли задержаться даже при нормальном ходе событий. К тому же, если выйти им навстречу, встретиться можно только в десяти милях к югу от Углового лагеря. Дальше что мы ни сделай — пользы от этого чуть, потому что нет точного маршрута.
Сдаётся мне, что целесообразнее выступить 27 марта; тогда у нас наибольшие шансы встретить их на этой части маршрута, если они по какой-либо причине нуждаются в помощи.
Я изложил свои соображения Аткинсону, но готов подчиниться любому его решению. Чувствую себя очень усталым и по мере возможности отдыхаю. В таком состоянии, как сейчас, я вряд ли осилю поход, который, по всей видимости, будет тяжёлым.
Пока что, по-моему, нет серьёзных оснований для тревоги.
18 и 19 марта. Полюсная партия ещё не может быть здесь, но тем не менее мы очень обеспокоены. Я измождён гораздо больше, чем предполагал вначале. Боюсь, нет полной уверенности в том, что к моменту выхода санной партии я оправлюсь настолько, что смогу в ней участвовать, хотя сегодня мне лучше и я даже вышел ненадолго подышать свежим воздухом. Стараюсь как можно больше отдыхать.
20 марта. Ночью сильная пурга, ветер 9 баллов, снегопад.
Двери и окна замело, утром мы с трудом выбрались из дома; масса снега забилась и внутрь хижины; я чувствовал себя отвратительно и подумал, что, может, мне станет лучше, если я выйду наружу и расчищу снег у двери и окон. Так я и сделал, но когда возвращался, сильный порыв ветра понёс меня мимо выходившего в этот момент Аткинсона. Я почувствовал, что теряю сознание, но всё же успел навалиться всей тяжестью на дверь и войти внутрь. Что было дальше — не помню, пришёл я в себя уже лёжа на полу, за дверью, с порванными при падении сухожилиями на правой руке» [251] .
251
Мой дневник.
Спустя два дня во время завтрака раздался вой собак.
Они часто выли, чуя приближение партии, даже находившейся ещё достаточно далеко, в последний раз это случилось перед приходом Крина. При этих звуках мы возликовали. Но партия не пришла, а выли собаки, скорее всего, из-за появления какого-нибудь тюленя на новом льду в бухте Аррайвал.
Аткинсон решил выйти с Кэохэйном на Барьер 26 марта и тащить сани своими силами. Было очевидно, что я с ними идти не могу: Аткинсон сказал мне впоследствии, что, увидев меня при возвращении из похода с собачьими упряжками, сразу понял, что я вышел из строя.
«25 марта. Вчера вечером поднялся ветер, сначала с юго-запада, затем с юго-востока, но не очень сильный, правда с густым снегопадом. Утром, однако, мы, к своему удивлению, увидели Западные горы, и, мне кажется, на Барьере день был хороший, хотя и сейчас, вечером, ветер вздымает низкую позёмку. Вот и наступили дни, когда, по моим расчётам, следует ожидать полюсную партию, дай Бог, чтобы я оказался прав.
Мы с Аткинсоном часто встречаемся взглядом, и я вижу, что он вне себя от волнения. Цинга, по его мнению, им не угрожает. Участь Кемпбелла, напротив, не вызывает у нас обоих особой тревоги; единственное, что от него требовалось в создавшейся ситуации, — это проявить предусмотрительность, а уж её у него хоть отбавляй, недаром на корабле она чуть ли не вошла в поговорку. Его партия
252
На самом деле это было не так. — Э. Ч.-Г.
253
Мой дневник.
В этот день Аткинсону показалось, что он видит приближающуюся партию Кемпбелла, а назавтра Кэохэйн и Дмитрий вбежали в дом очень взволнованные — они видели их вдалеке! — и мы, несмотря на метель, выскочили на мыс и на морской лёд и долго пристально вглядывались вдаль.
«Вчера ночью мы уже часа два как улеглись спать, и вдруг в маленькое оконце над нашими головами постучали пять или шесть раз. „Хэлло! — закричал Аткинсон. — Черри, они здесь!“ „Кому кашеварить?“ — воскликнул Кэохэйн. Кто-то зажёг свечку и поставил в дальний угол, чтобы в хижине был свет, все выскочили наружу. Но — никого! Никогда ещё я не был так близок к тому, чтобы поверить в привидения; на самом же деле, наверное, собака, спавшая у окна, задела его хвостом, отряхиваясь. Впрочем, Аткинсон даже слышал шаги!» [254]
254
Там же.
В среду 27 марта Аткинсон отправился на Барьер с одним спутником — Кэохэйном. На протяжении всего их похода погода стояла очень морозная, спали они мало и быстро постигли ту простую истину, что в палатке, где находятся лишь двое, спать слишком холодно. В первые два дня они делали по девять миль ежедневно, 29 марта несмотря на туман продвинулись на 11 миль и, когда просветлело, увидели, что находятся в зоне сжатия близ острова Уайт. 30 марта они достигли мыса южнее Углового лагеря, где
«учитывая погоду, температуру и время года, учитывая безнадёжность поисков партии за пределами определённого участка, склада например, я решил возвращаться. Мы заложили в склад основную часть недельного рациона, чтобы в случае возвращения партия могла связаться с мысом Хат. В этот момент я в глубине души был уверен, что партия погибла; и действительно, 29 марта, находясь в 11 милях к югу от склада Одной тонны, капитан Скотт сделал последнюю запись в своём дневнике» [255] .
255
Аткинсон в Scott's Last Expedition. Vol. II, p. 309.
«Они вернулись 1 апреля. Вчера в 6.30 вечера Аткинсон и Кэохэйн уже были дома. Здесь всё время стоял туман, задувало, у них же на Барьере последний день выдался хороший. Они достигли Углового лагеря и прошли ещё восемь миль на юг. После шести дней пути их мешки и одежда в ужасном состоянии. Ещё бы, температура, наверное, всё время была — 40° [-40 °C]. Нет сомнений в том, что идти дальше на юг было бы бессмысленно, а для двоих человек ещё и связано с бесполезным риском. Они поступили правильно, вернувшись.
Им, беднягам, необходимо отоспаться, и я надеюсь, что Аткинсон позволит себе отдохнуть. Вид у него такой, будто он вот-вот свалится. Кэохэйну же всё нипочём, он чувствует себя прекрасно. Вчера они сделали около 15 миль, вещи переложили на сани второй возвращающейся партии — их собственные оказались на ходу очень тяжёлыми. Им повезло — не было ни одного дня с неходовой погодой. У нас же половину того времени, что они отсутствовали, дул ветер со снегом».
Несколько дней спустя записано:
«Надо смотреть правде в лицо. Полюсная партия, по всей вероятности, никогда не вернётся. И мы бессильны что-либо сделать. Теперь наша задача — как можно скорее попасть на мыс Эванс. Там есть люди со свежими силами, во всяком случае, по сравнению с нами» [256] .
Аткинсон был среди нас старшим по званию, и руководство главной партией до воссоединения с Кемпбеллом ложилось на него. Весьма незавидная должность, даже если бы он был полон сил и отлично себя чувствовал. Несмотря на многочисленные обязанности и волнения, он выхаживал меня с величайшим терпением и заботливостью. Я был настолько слаб, что порой с трудом держался на ногах; у меня распухли гланды, я с трудом говорил и глотал; донимали сердцебиения и сильные боли в груди. Я был в то время только обузой, но Аткинсон был бесконечно добр ко мне и с помощью имевшихся у него немногочисленных лекарств делал чудеса.
256
Мой дневник.