Самое ужасное путешествие
Шрифт:
Эванс был ещё жив, и Аткинсон немедленно дал ему свежие овощи, фрукты, тюленье мясо, столь необходимые его организму. Аткинсон неизменно в самых восторженных выражениях высказывал своё восхищение тем, как самоотверженно Лэшли ухаживал за больным.
До конца ночи и весь наступивший день пурга не утихала, идти в такую погоду было невозможно, и только 22-го в 3 часа утра они выступили на мыс Хат. Эванса везли в спальном мешке на санях. Этот переход описан в дневнике Лэшли.
Мы на мысе Эванс ничего не знали об этих событиях, неизбежно менявших все наши планы. Аткинсон, единственный врач среди нас, должен был остаться с Эвансом, который серьёзно болен: Аткинсон сказал мне, что ещё день, ну может быть, два — и Эванса не стало бы. При первом взгляде на него Аткинсон подумал, что он не жилец. Для нас было полной неожиданностью, когда 23 февраля около полудня на мысе Эванс
В тот же день, в два часа, Райт и я вышли на мыс Хат, и уже при нас Аткинсон решил, что собак поведу я. Наш метеоролог Симпсон уже покинул экспедицию, и Райт, имевший специальную подготовку для этой работы, был нужен на мысе Эванс{151}. Дмитрий дал своим собакам ночь отдыха на мысе Эванс, и утром 24-го появился вместе с ними на мысе Хат.
Для того чтобы партия из четырёх человек смогла проделать путь от мыса Хат до поворотного пункта и обратно, питаясь по полной мере, ей было достаточно проходить в среднем всего лишь 8,4 мили в день. Скотт на участке от мыса Хат до той широты, где его видели в последний раз, то есть до 87°32', делал в среднем больше 10 миль в день{152}.
Если принять во внимание, что вторая возвращающаяся партия оставила Скотта достаточно близко от полюса — на 87°32' — и что обе партии, двигаясь на юг по плато, делали в среднем 12,3 мили в день; а также, что первая возвращающаяся партия на обратном пути двигалась на участке от широты 85°3' до склада Одной тонны со средней скоростью 14,2 мили в день, а вторая возвращающаяся партия от широты 87°32' до того же места — 11,2 мили в день, хотя один из троих её участников был серьёзно болен, то по нашим прикидкам выходило, что все рассчитанные ранее сроки возвращения полюсной партии завышены и что достигнуть склада Одной тонны раньше неё нам не удастся{153}. А между тем полный рацион, необходимый ей для того, чтобы покрыть 140 уставных миль от склада Одной тонны до мыса Хат, находился ещё на мысе Хат.
Аткинсон дал мне следующие устные указания:
1. Взять с собой провиант для полюсной партии, а также полный рацион для двух человек на 24 дня и корм для двух собачьих упряжек на 21 день.
2. Как можно быстрее дойти до склада Одной тонны и оставить там припасы.
3. Если Скотт ещё не пришёл на склад Одной тонны, я должен сам решить, как поступить дальше.
4. Учитывать, что возвращение Скотта никоим образом не поставлено в зависимость от собак.
5. Помнить, что Скотт особенно подчёркивал необходимость беречь собак для предстоящих в будущем сезоне санных походов{154}.
Имея в виду, что прежде не удалось доставить на склад Одной тонны вместе с полными рационами для полюсной партии запасы собачьего корма; что возникли совершенно непредвиденные обстоятельства; что приход собачьих упряжек не рассматривался как необходимое условие возвращения Скотта, а должен был лишь его ускорить, — имея в виду все эти обстоятельства, нельзя не признать, что Аткинсон дал как нельзя более разумные рекомендации.
Я рвался выйти в путь, как только передохнёт пришедшая с мыса Эванс упряжка, но мне помешала пурга. Утром 25-го снег шёл стеной, но к полудню прояснилось настолько, что мы смогли упаковаться. Когда мы залезали в спальники, был виден Обсервейшн. В 2 часа ночи мы выступили.
Я, признаться, испытывал известные опасения. Прежде мне не доводилось управлять не то что целой упряжкой, но даже одной собакой; я не умел прокладывать курс, а до склада Одной тонны 130 миль, и расположен он посреди Барьера, вдалеке от каких-либо заметных ориентиров. И пробиваясь ночью сквозь ветер и позёмку, я думал, что ждать нам нечего, остаётся только надеяться на провидение. Однако всё складывалось очень хорошо. Дмитрий, как и в течение почти всего нашего путешествия, вёл упряжку впереди и своим острым глазом подмечал все особенности местности, помогавшие отыскивать дорогу. Я же почти ничего не видел, потому что при такой низкой температуре очки, без которых я не могу обойтись, запотевают. Мы захватили три ящика собачьих галет из Безопасного лагеря и ещё три из закладки в 16 милях от мыса Хат.
Здесь мы дали собакам несколько часов отдыха и в 6
«27 февраля. Гора Террор оказалась сегодня нашим другом: её склон точно над Ноллом оставался виден, когда всё вокруг затянуло, мы оглядывались на него и таким образом ориентировались. Вышли мы в сильную позёмку, опасались, что ничего не отыщем, но то ли по счастливой случайности, то ли ещё почему нашли всё: сначала мотор, затем через 10 миль снежные укрытия для лошадей; около них остановились и выпили по чашке чая. Я собирался сделать 15 миль, но мы прошли 18,5 — скольжение было просто замечательное. После ленча достигли гурия, который потеряли из виду, едва отдалились от него шагов на двадцать, но который потом долго видели издалека — он выделялся на южном горизонте на фоне тонкой полосы синего неба. Мы остановились как раз вовремя, чтобы успеть натянуть палатку, прежде чем на нас стеной обрушилась пурга, которую предвещало небо. Сейчас пурга — правда, не очень сильная — с позёмкой. Сорок восемь миль за два дня — больше, чем я ожидал. Чтобы и дальше нам так же везло!
Собаки тянут хорошо и не выглядят утомлёнными {155} .
28 февраля. Только мы вышли, как произошла первая авария — мои сани опрокинулись на большой заструге, напомнившей мне Рэмп. Дмитрий был далеко впереди, из-за густого снегопада он ничего не видел. Пришлось разгрузить сани — один я бы их не перевернул. Только они стали прямо, как собаки рванули вперёд. Я не успел схватить шест для управления и вскочил в сани, не надеясь остановить упряжку, а четыре ящика собачьего корма, мешок с недельным запасом провианта, котёл и десять палаточных стоек так и остались лежать на земле. Собаки пронесли меня на милю к югу и остановились, только поравнявшись с упряжкой Дмитрия, — вещи к этому времени скрылись из виду. Мы вернулись за ними и в общем за этот день сделали около 16,75 мили по великолепной поверхности.
Солнце село в 11.15 вечера, повторённое плоским миражем над ним. После заката над горизонтом вспыхнул великолепный фейерверк. Сейчас -22° [-30 °C], мы впервые за всё время зажгли свечу.
29 февраля. Склад Блафф. Скажи мне кто-нибудь, что мы пройдём почти 90 миль до склада Блафф за четыре дня, я бы не поверил. Отличный ясный день, много миражей. Собаки немного устали» [245] .
245
Мой дневник.
Затем мы за три дня добрались до склада Одной тонны.
В день выхода со склада Блафф — его заложила немногим более года тому назад партия по устройству складов, передвигавшаяся на нескольких наших лошадках, но сейчас в нём никакой провизии уже не осталось — мы прошли 12 миль; было ясно и так тепло, как этого можно ожидать в марте. Назавтра (2 марта) сделали 9 миль после холодной бессонной ночи при температуре -24° [-31 °C], слабой метели с северо-запада и плохой видимости. Вечером 3 марта достигли склада Одной тонны, двигаясь против сильного ветра при температуре -24° [-31 °C]. Это были первые холодные дни, но мы не беспокоились: для этого времени года такая температура — явление обычное.
Прибыв на склад Одной тонны, я вздохнул с облегчением: полюсная партия ещё не появлялась, следовательно, мы доставили провиант своевременно. Вопрос о том, что делать в ближайшем будущем, решился помимо нашей воли: четыре дня из шести, проведённых нами у склада, погода стояла такая, что идти на юг, против ветра, было и адски трудно, и бесполезно — при такой видимости вероятность заметить идущую вдали партию нулевая. Оставалось два дня, я мог один день двигаться на юг, другой — обратно и, возможно, разминуться по дороге с партией. Я решил остаться на складе, где мы непременно встретились бы.