Самолёт до Луны и почти нормальная жизнь
Шрифт:
— И я! — подхватила Нина.
— О! Ничего себе! — Том, по-видимому, всё-таки вычитал что-то важное, расшифровав сложные друидические каракули.
— Так, суть я понял… но как бы это адекватно сформулировать… Ладно, в общем, тут сказано, что после вступления в наследство и освобождения гнома стоит ожидать появления других… э-э… сопровождающих, так сказать, магических существ, например… э-э-э… это, кажется, означает что-то вроде домового…
— Точно! — Нина хлопнула себя по лбу. — Она же точь-в-точь домовой из той твоей странной книжки. Ты в шутку говорил, чтобы я её не читала, потому что она была запрещена и списана из какой-то
— Конечно, домовой, кто же ещё! Я потомственный домовой в четырнадцатом поколении! — с гордостью сообщила Доминга.
— «Народные легенды старой Испании», — вспомнил Том название книги.
— Точно, — выдохнула Нина.
Том барабанил пальцами по столу, по-прежнему глядя то на руны, то на домового.
— То есть, получается, что я как бы получил тебя в наследство вместе с золотом и всем остальным… — не спрашивая, а скорее размышляя вслух, произнёс он.
— Служу и живу у хозяина, получившего меня в наследство вместе с магическим наследством! — подтвердила Доминга. — За еду и жалованье, плата договорная, — добавила она.
Том о чём-то напряжённо размышлял, продолжая постукивать по столешнице.
— То есть отказаться от тебя я не могу?
— Только отказавшись от половины наследства, — прямо ответила Доминга.
— И кому же в таком случае достанется эта половина?
— Гномам!
— Так я и думал. А как насчёт конфиденциальности, если ты понимаешь, о чём я? — Том продолжал задавать наводящие вопросы.
— Видят и слышат домового и его хозяйство только ближайшие члены семьи волшебника, вступившего в наследство.
Отвечая на вопросы, Доминга вращала большими пальцами рук, которые держала на коленях скрещенными, её деревянные башмачки довольно громко постукивали друг о друга, когда она болтала ногами.
— То есть есть ещё и хозяйство, вот как. Где же оно расположено?
— На данный момент — в сарае, который стоит у тебя во дворе.
— Ну, если это хозяйство не станет будить соседей по ночам, то я, в принципе, не против. Что же ты хочешь в качестве платы за свой труд: двух золотых монет в месяц будет достаточно? — наконец предложил свою цену Том. Всё это время он как будто что-то прикидывал в уме.
Доминга залилась краской и опустила глаза.
— Ну что вы такое говорите… порядочный домовой никогда не возьмёт больше одной серебряной монеты в год, мы совсем не такие, как эти алчные лицемерные грубые гномы!
— Прости-прости, не хотел тебя обидеть, — поспешил успокоить её Том.
Том и Эрни и так уже поняли, что Доминга, в отличие от Адалстана, довольно прямодушна и непривередлива. И даже, похоже, скромна и совестлива.
— Ладно, будем считать, что мы договорились, — продолжил Том. — Только знаешь что? Давай-ка всё-таки придумаем что-нибудь с твоими башмаками: если ты будешь ходить тут в них и топотать как мамонт, я готов буду отдать полсундука сокровищ, чтобы этого не слышать. Эрни, ты сможешь осторожно их надрезать: так, чтобы Доминга смогла переобуться и надеть старые кеды Аниты?
— Сейчас принесу нож! — Эрни тихонько направился в гостиную, где лежали его вещи.
— А я принесу кеды! — Нина знала не хуже Далии, где найти вещички Аниты.
—
Нина, застывшая в проходе с парой детских кроссовок в руке, вскрикнула, прикрыв рот рукой: из древесной «раны» на пол закапала кровь.
— Что такое? Ты в порядке? — Том решил, что Эрни нечаянно поранил Домингу. — А, вот оно что: у нас тут обувной Пиноккио…
Том поднёс палец к губам и пробормотал что-то на древневаллийском. Затем он поднес заговорённый палец к древесной ране, на него капнула кровь. Капля стала прозрачной и засветилась. От пальца к туфле протянулась полоска голубовато-белого света. Том встал и потянул за полоску. Сгусток мистического света оторвался от ботинка и повис на пальце Тома, приняв форму вытянутого овала. Том поставил овал на пол, и тот стал тёмно-зелёным. Внутри овала проявился силуэт. Том проткнул пальцем световую оболочку, и она будто осыпалась на пол, как скорлупка расколотого ореха. Из «скорлупки» вышел маленький древесный человечек. У него были ошарашенные, круглые ярко-зелёные глаза с расширенными зрачками, с некоторым испугом, и в то же время с жадным удивлением глядевшие вокруг. Из его головы росли какие-то побеги, увенчанные светло-зелёными листиками. Его корявые древесные ножки были короткими и кривоватыми, он медленно и неуклюже переставлял их, при каждом шаге виновато озираясь.
Том извлёк из второго ясеневого ботинка древесного человечка-побратима. Деревянный брат-близнец так же робко и шатко заковылял навстречу старшему брату.
Подойдя друг к другу, человечки обнялись, развеселились. Теперь они, вдруг перестав быть неуклюжими, стали резвыми, проворными и ловкими.
Том присел на корточки возле них.
— Теперь идите куда хотите: хоть в сарай, хоть на все четыре стороны, только не попадайтесь моим соседям, ясно? Живите долго и счастливо, не падайте в костёр и не гуляйте в грозу.
Немного помолчав, он добавил:
— Присматривайте друг за другом и не ешьте мух.
— А при чём тут мухи? — Нина не совсем поняла смысл последнего напутствия.
— Да ни при чём — просто это негигиенично. — Том махал обувным Пиноккио, которые, пятясь назад, наконец, просочились сквозь входную дверь, как парочка призраков.
Эрни тем временем наконец освободил ножки Доминги от деревянных оков, и Нина помогла ей надеть кеды.
На радостях Доминга спрыгнула со стула и начала танцевать вокруг стола.
Она напевала себе под нос какую-то странную песенку, похожую на детскую считалочку, а кухня тем временем преображалась.
Домовой, домовой, не води нас за собой,
Не води меня за нос, лучше распиши поднос,
Лучше крышу почини и ватрушек подгони,
Не веди меня в сарай, а на флейте мне сыграй,
Не веди меня в подвал, а корми нас до отвала!