Самосожжение

Антропов Юрий

Точнее, это были старообрядцы.

Раскольники.

А если говорить еще точнее, это были политические ссыльные.

Екатерина Вторая императорским указом всемилостивейше позволила лучшим людям России вернуться в Россию из Польши, где они были в изгнании полтора века.

Но в Россию не Центральную, упаси боже, где сто пятьдесят лет назад жили эти русские люди, свято чтившие Веру, в том числе и образованная знать, а в глубину Сибири, на вымирание.

Так что декабристы пришли уже в обжитые места.

Старообрядцы, считал Гей,

были своеобразными первыми декабристами.

Георгий, естественно, полагал, что это политическая ошибка Гея, хотя сам Гей видел в такой параллели справедливую оценку духовного начала русского человека, который испокон века шел на физические лишения во имя высокой идеи.

При этом Гей, разумеется, был противником идеализации старины, патриархальщины, славянофильства и уж конечно монархизма, дьявол бы его побрал, хотя кое-кто из социологов даже в наше время склонен впадать в такой архаизм.

Впрочем, это может называться иначе.

Но неужели все, абсолютно все сгорит, испарится в ядерной войне?! В том числе и Красная Папка...

Случайный посетитель архива мог найти в Красной Папке не только фотографии.

Там были, как уже ясно стало, и кое-какие другие материалы.

В частности, записи Гея.

Уроки графомании, как считал Георгий.

Ну да и сам Гей был достаточно умен и одарен, чтобы не считать свои записи ни умными, ни талантливыми. И он отшучивался, отвечая, что в этой Красной Папке останется бесценный материал для тех критиков и литературоведов, которые умудряются делать монографию или кандидатскую, а то и докторскую диссертацию на одном только названии того или иного произведения.

Ну а кроме всего прочего в Красной Папке были еще и высказывания Пророкова.

Как особый всеобъемлющий жанр!

Например, он однажды высказался так:

НАС ГУБИТ СКЛОННОСТЬ ЗАМЕНЯТЬ ДЕЛО РАЗГОВОРАМИ.

Хорошее высказывание!

Поначалу Гей даже не предполагал, что это высказывание Пророкова есть не что иное, как сокращенное высказывание Ленина...

И тут раздался звонок телефонный.

Под ложечкой екнуло у Гея...

Аппарат стоял в машине Алины.

– Ради бога, не поднимайте трубку!
– взмолился Гей.

Она усмехнулась:

– Наверно, меня разыскивает невеста, моя лучшая подруга...

Гей покачал головой, на трезвонивший телефон глядя:

– Нет, это звонок не женский! Это звонит Мээн...

– Из машины моей лучшей подруги, то есть невесты...

– Да, он у нас не промах!
– теперь усмехнулся Гей.

– Разве что по этой части...

– Вы давно его знаете?

– Да неужели Мээна понять нельзя и с первого взгляда? Уж примитивное, чем эта маска, не бывает...

Телефон трезвонил, казалось, еще неистовее.

Гей помолчал, а потом сказал тоном адвоката:

– Увы, не во всем он виноват сам!
– Еще помолчал, как бы взвешивая то, о чем сказать хотел, и произнес: - Я вот прикидываю даже, нельзя ли вывести из него, то есть создать,

образ положительного героя, который преодолевает в себе некоторые негативные черты, заимствованные, так сказать...

Телефон умолк, словно прислушиваясь.

– Создать или воссоздать?
– уточнила вдруг Алина.
– То есть из атомов и молекул, как говорил Адам.

– Ну-у...
– замялся Гей.
– А вам разве не все равно?

– Нет.

– Вы же человек не творческий, - уклонился Гей от прямого ответа.
– Вы из племени читателей, а читатель у нас, как говорят и пишут, широкий, массовый...

– Кто говорит и пишет?

– Критики.

– Им теперь придется пересмотреть свое кредо, точнее - обрести его, выработать. В соответствии с новыми требованиями.

– Что вы имеете в виду?

Телефон снова зазвонил, но уже не так настойчиво.

Алина помедлила с ответом, сосредоточенно глядя на дорогу.

– Это же ясно, - сказала она, - что имеются в виду требования времени. Она пожала плечами так, будто речь шла о чем-то очевидном.

Телефон опять перестал звонить.

Гей дыхание перевел.

– Да, но требования уже были определенно и твердо высказаны давно, сказал он.
– И в тысяча девятьсот семьдесят втором году, когда вышло постановление ЦК "О литературно-художественной критике", и в тысяча девятьсот восемьдесят третьем году на июньском Пленуме, когда обсуждались идеологические вопросы.

– Я знаю. Слежу за прессой...
– Она улыбкой как бы его упрекнула, что он ее недооценивает.
– Но теперь, во-первых, сделаны высказывания еще более определенные и твердые, а во-вторых, и это самое главное, самое важное, эти требования не столько директивный характер имеют, сколько жизненный.

– Как вы это понимаете?

– А так, что иначе и жить уже невозможно.

– Это с вашей точки зрения?
– спросил он с нажимом.

– Да нет, с любой, пожалуй.
– Она закурила, и он, как ни странно, смолчал, не удивился даже.
– И вот наконец-то пришел человек и сказал, что ВСЕ ВО ИМЯ ЧЕЛОВЕКА, НА БЛАГО ЧЕЛОВЕКА, что надо АКТИВНЕЕ РАЗВОРАЧИВАТЬ БОРЬБУ ЗА УКРЕПЛЕНИЕ ПОРЯДКА ВО ВСЕХ СФЕРАХ НАШЕЙ ЖИЗНИ, что надо ПРЕОДОЛЕТЬ НЕГАТИВНЫЕ ТЕНДЕНЦИИ, КРУТО ПОВЕРНУТЬ ДЕЛО К ЛУЧШЕМУ, что важно добиться того, ЧТОБЫ СЛОВО НЕ РАЗОШЛОСЬ С ДЕЛОМ, а для этого надо РАСШИРЯТЬ ГЛАСНОСТЬ, что ЧЕМ ЛУЧШЕ ИНФОРМИРОВАНЫ ЛЮДИ, ТЕМ СОЗНАТЕЛЬНЕЕ ОНИ ДЕЙСТВУЮТ, ну и так далее.

Она словно по газете прочитала, и Гей мысленно выделил цитаты.

Он долго молчал, волнуясь, и боялся глянуть на Алину. Такого подвоха от нее Гей никак не ожидал. Он ведь считал, что она иностранка! Но не могла иностранка принять все это близко к сердцу. Алина же приняла. Он по голосу это чувствовал. И не на шутку разволновался. Потому что и сам принял все это близко к сердцу. Человек не может жить без надежды. И надежда появилась именно теперь. И чтобы скрыть свое смятение, Гей произнес поспешно: