Самый опасный человек Японии
Шрифт:
В день прибытия Иоффе будущий профессор евразийских наук и вовсе был очень занят важными переговорами насчёт одного перспективного назначения. Конечно, он сам променял академическую карьеру на радикальную журналистику. Но это вовсе не значило, что он не готов к государственной службе. Просто он хотел занять пост позначительней, а не просто где-то преподавать.
И такое назначение как раз наметилось. Маньчжурской железной дороге срочно требовался директор по вопросам идеологии. А чтобы получить этот пост, надо было всего лишь понравиться тем директорам, которых уже утвердили.
Поэтому они поехали ужинать сразу
В десять утра они ещё спали. А тем временем в токийский домик Окавы Сюмэя ломился какой-то худенький коротышка в чёрном костюме и вышедшем из моды узком галстуке. Хозяйка вышла разобраться и с удивлением обнаружила, что этот коротышка — барон Асада, главный спонсор её мужа.
— Где этот мошенник?! — кричал барон, вцепившись руками в трость так сильно, что пальцы побелели.
— А мужа дома нет, он в бордель поехал, — пояснила она, протирая глаза, — переговоры вести насчёт трудоустройства.
— В какой бордель? Где он расположен?
Получив точный адрес, барон вскочил в личный автомобиль (большая редкость в тогдашнем Токио) и велел гнать. А пока ехали, он пытался вычислить, насколько престижное заведение можно разместить по этому адресу и сколько его, барона, денег этот мыслитель успел там просадить.
Барон влетел в нижний холл быстро, как порыв ветра, и сходу врезал тростью по роялю.
— Окаву Сюмэя ко мне! Быстро!
Девушкам было не впервой успокаивать разъярённого посетителя. Барона усадили в мягкое кресло, дали пиалку с зелёным чаем и начали массировать ему плечи, чтобы прошло напряжение. А хозяйка побежала будить Сюмэя.
Тот кое-как проснулся, ополоснулся из тазика, посмотрел в зеркало на опухшее лицо с покрасневшими глазами и решил, что хуже уже не сделаешь, — а в принципе и так сойдёт. Завязал галстук, разгладил воротничок, нацепил очки — и пошёл на встречу, немного пошатываясь.
Когда Окава Сюмэй вошёл в холл, барон не удостоил его даже приветствия. Просто достал из внешнего кармана свёрнутую листовку и бросил на пианино — дескать, ознакомьтесь.
Окава Сюмэй взял её и начал изучать.
— «Грозное предупреждение жалкому Иоффе»... «Вышвырнуть жирного коммуниста прочь из Японии!..» «Смерть предателям нации — барону Дэну Асада, и виконту, и Симпэю Гото!..» Ну да, типичное творчество рассерженных патриотов. Пооткрывали школ, школьников стало много. — Окава посмотрел на барона, как бы извиняясь за каждого неразумного школьника. — И каждый мечтает о подвигах. Каждый мечтает прославиться.
— Посмотрите, где это напечатано.
Окава перевернул листовку и с удивлением обнаружил там адрес его собственной типографии.
А барон уже опять заводился:
— За мои деньги меня же обещают убить! Вот это я понимаю — вложился в патриотов, помог развитию японской идеи! Да лучше бы я коммунистам деньги давал! У них хотя бы профсоюзы под контролем, а ты, Окава, даже собственную задницу не способен контролировать. Обделываешься на каждом шагу! Эксперт, чтоб тебя, в области религиоведения!
Окава Сюмэй в ответ заулыбался. И эта улыбка была настолько искренней и
— Господин барон, — произнёс философ, — вам не о чем беспокоиться. Мне совершенно ясно, кто это устроил.
— Только не говори, что масоны или китайская мафия! Только не говори!..
— Это наш сооснователь, монах Кита Икки. Помните, такой грозный усатый монах, вместе с нами на банкете по поводу основания издательства был. Он тогда ещё нормальный был, а вот сейчас с ума сошёл. Мы его за это из нашей патриотической организации исключили. Потому что нам нужны здоровые патриоты, в том числе и на голову. А он, как видите, решил мстить. Пробрался ночью в нашу типографию и всё вот это натворил. Вы ж почитайте повнимательней, что здесь написано! — И он протянул листовку барону. — Такую чушь ни один нормальный человек даже читать не будет, не то что печатать тиражом в тридцать тысяч экземпляров.
— Я тоже это читать не буду, — ответил барон. Было заметно, как неудобно ему злиться под нежными руками симпатичных девушек. — На сегодня ты, так и быть, отбрехался. Я тебя прощаю. Деньги будут. Но что касается охраны типографии — за этим ты, пожалуйста, проследи.
Тем временем будущий профессор евразийских наук уже успел скомкать непотребную листовку и запихать в жаровню.
— Это очень своевременный совет. — Окава сел в кресло рядом с бароном, и на его плечи тоже опустились нежные белые руки. — Поверьте, уважаемый барон, я ничего бы не достиг без ваших мудрых советов. Действительно, охрану типографии совершенно необходимо усилить. Вдруг кто-то решит с помощью моих — а точнее, ваших станков императора оскорбить или как-то по-другому подорвать духовные силы нашего общества. Я собираюсь обратиться насчёт сторожа в общество Чёрного Дракона. У господина Утиды всегда полно непристроенной боевой молодёжи…
Спустя несколько недель рак всё-таки доконал премьер-министра. А ещё неделю спустя случилось Великое землетрясение Канто и международная политика резко перестала всех интересовать.
Что случилось с Иоффе? Он успокоился, подписал что надо и уехал обратно в Россию. Вдали от целительных горячих источников ему становилось всё хуже и хуже. Уже совсем полумёртвый, он написал тогда ещё не развенчанному Троцкому письмо, которое начиналось словами: «Я всегда стоял на той точке зрения, что политический общественный деятель должен так же уметь вовремя уйти из жизни, как, например, актёр — со сцены, и что тут даже лучше сделать это слишком рано, нежели слишком поздно», — и после этого застрелился. Троцкий выступал на его похоронах и, среди прочего, сказал, что «…такие акты, как самовольный уход из жизни, имеют в себе заразительную силу. Но пусть никто не смеет подражать этому старому борцу в его смерти — подражайте ему в его жизни!». Это было, кстати, его последнее публичное выступление в Советском Союзе.
Барона Асаду десять лет спустя зарезал ультраправый студент географического факультета. Подобных террористов в те годы было великое множество. На суде студент заявил, что вступить на путь борьбы с внутренними врагами императора его вдохновили старые номера «Острия меча Сакуры».
А вот покушаться на виконта Симпэя Гото никто из радикалов не рискнул. Было слишком очевидно, что этот орешек им не по зубам. Так что отныне виконт мог без особых последствий развивать в Японии скаутское движение.