Санькя

Прилепин Захар

–  Что случилось-то?
– спросил дежурный.

–  Расскажу потом, - ответил Саша.

* * *

…Кого он не ожидал увидеть - так это Рогова.

Вошел минут через сорок сильный и спокойный, улыбнулся, что было особенно приятно, - Рогов редко улыбался. Саша в ответ тоже растянул губы потрескавшиеся, и дырку на месте зуба показал.

–  Эка тебя рихтанули, - сказал Рогов, стул придвигая к Сашиной кровати. Саша смотрел на Рогова почти с нежностью. Пришло понимание, что он не один, и у него есть братья. Вот Рогов - брат, выкладывает из пакета кефир, фрукты, хлеб, кусок ветчины.

–

 Можешь говорить?
– Рогов внимательно разглядывал Сашу, словно пытаясь по лицу и по виду товарища понять как можно больше - и лишнего не спрашивать.

Саша кивнул: могу.

Лева, лежавший на кровати, спросил:

–  Мне выйти?

Саша подумал и ответил:

–  Да мне все равно. Лежите… Рогов даже не обернулся на Леву.

С трудом шевеля челюстями и выговаривая слова, Саша рассказал. Вкратце, без особых подробностей, так чтоб Леве не было ясно, о чем речь:

"Позвонила Яна… Телефон до этого сама дала… Взяли на улице… Были в отделе… Потом были в лесу… Спрашивали, кто организатор акции в Риге…" - и прочее.

–  Сам дополз, да. К дороге. А дальше забыл. Кто-то подобрал… Или "скорую" вызвали. Кажется, "скорую".

Рогов пожевал губами, раздумывая.

–  Пока ничего делать не будем, - сказал он.
– Тебе надо отлежаться. Милиция приходила к тебе?

–  Нет.

–  Странно, должны была прийти…

–  Ты-то откуда тут?
– спросил Саша.

–  Так, надо было. Разыскали.

–  А что там… в Прибалтике?…

–  Там все замечательно. Пять человек спрыгнули с поезда, прямо в окно, на скорости семьдесят километров… Как не убились, хер их знает. Четверо добрались до Риги, только один ногу сломал, из Нижнего пацан - его на третий день в лесу лабусы нашли, он в сторону России полз. Тем временем остальные башню взяли и держались там шесть часов… Журналисты успели прилететь чуть ли не из Японии за это время… Скандал на всю Европу… Много народу в бункер звонило, благодарили. Матвей только в бегах пока.

–  А Яна?

–  А про Яну потом поговорим. Она здесь.

–  Ее не взяли?

–  Она в бункере.

Рогов ушел, и Саша заснул, не в силах ни о чем думать.

Проснулся утром, очень голодный. Лева читал что-то - на кровати его и на тумбочке лежала кипа книг.

Увидел, что Саша пошевелился, пожелал ему "доброго утра", заинтересованно улыбаясь. Явно хотел пообщаться.

–  Доброе утро, - ответил Саша одними губами.

–  Чай будешь?
– спросил Лева. В руках у него уже был кипятильник.

Саша моргнул благодарно.

Хотелось почистить зубы - во рту словно кровавая кашка налипла на небо. Но щетки, конечно же, не было.

–  Я так понял: вы "союзники", Саш?
– спросил Лева за чаем.

–  Они, - ответил Саша, избегнув наименования партии, начинающейся на букву "с".

Лева кивнул.

–  Я слышал про вашу акцию в Риге. Вы молодцы. Саша промолчал.

До вечера они на эту тему не разговаривали. Сашу вызывали на процедуры, Лева помогал ему вставать, костыль подавал. На завтрак Саша отведал фруктов, обед - проспал, а на ужин даже поел немного манной каши - ее Лева принес из столовой. Каша показалась необыкновенно вкусной, и чай после нее - тоже.

Почувствовал впервые - что выздоровеет легко, верней, уже выздоравливает. И еще раз с удовольствием подумал - что выдержал тогда, выдержал.

Саша пришел в замечательное расположение духа.

Даже улыбнулся в ответ Леве, который всегда улыбался, если встречался с кем-то глазами, но не униженно как-нибудь, не просительно - а как бодрый, сытый и веселый пес размахивает хвостом в знак приветствия.

Как-то неприметно они разговорились. Саша из приличия узнал, как угодил в больницу Лева (и сразу же забыл, что

он ответил), Леву, в свою очередь, более всего интересовали "союзники" - он словно и не ожидал встретить живого экстремиста и, похоже, радовался своей удаче, как естествоиспытатель. Даже руки порой потирал - и толстые пальцы его не вызывали раздражения, напротив, казалось, что такой мягкой, теплой рукой очень хорошо гладить по голове кудрявого, черноглазого пацана, сына. И здороваться с такой рукой тоже хорошо, она плотная, но не стремится проломить к черту все суставы разом.

–  Нет, вы, конечно, прекрасный цветок в политике, уникальный, - говорил Лева, и Саша немного морщился от этих "цветков", без особой обиды, конечно.
– Но что вы хотите? Знаешь, я готов тебе признаться - я был за вас долгое время, пока вы были равно далеки и от "левых", и от "правых", и от патриотов, и от либералов. Мне показалось, что вы пришли, чтобы создать новую почву, взамен старой, потерявшей свое плодо¬родие, вообще все потерявшей.

–  Кроме могил, - сказал Саша.

–  Да-да, кроме могил, - согласился Лева и сразу поехал дальше, вдогонку за своей мыслью.
– Но последнее время мне начинает казаться, что вы соскальзываете… ну, условно говоря, в черносотенство. Нет? Я, конечно, не о Риге говорю - этих полицаев неумных давно надо поставить на место. И естественно, я не говорю о том, что вы собираетесь "бить жидов" - слава Богу, от вас этого ждать не приходится. Но от вас исходит такое ощущение, что вы никак не можете выбраться из догм этих престарелых, никчемных идеологий, что все существование Руси, начиная от… Василия Третьего или Иоанна Грозного - и вплоть до большевиков - витали над страной, ничего, кроме крови и хаоса, не принося.

–  Откуда тогда вся эта страна взялась, если… кровь и хаос… - "хаос" просвистел в Сашин зуб.

–  Она из этой крови и из этого хаоса слеплена, это же очевидно, Саша, и история каждые сто лет повторяется, ходить по кругу, сначала кровавый мороз, потом оттепельные сопли, потом хаос, потом кровавый мороз… И так далее…

–  Ну, пусть будет так, мне все равно, - честно признался Саша.

–  Как "все равно"?
– искренне удивился Лева.
– А зачем тогда вы? Что вы делаете? Опять хотите кровавого мороза? Вот лично ты - ты можешь сформулировать вашу идею?

Саша пожал плечами.

–  Понимаешь, - не унимался Лева, - я хочу видеть в "союзниках" футуристическую антропологию, а вы говорите только о навязшем в зубах "национальном будущем".

–  Хотя нации никакой нет, - подсказал Саша, вспомнив о Безлетове.

–  Саша, голубчик, ты меня упрощаешь, - сказал Лева, - напротив, нация есть - она просто жаждет освобождения. Не нужно создавать новой нации, нет. И не нужно заселять страну чужаками. И не нужно самим уходить в резервации, чтобы сберечься. У нас уже есть народ. Но не тот, что бьет себя в грудь и кричит про "Рас-сею". Те, кто кричат, - они, в сущности, чужаки. Нахлебники. Народ - другой. "Новый-хорошо-забытый-старый", я бы его назвал. Понимаешь? Вот те люди, что мирно сеют и мирно пашут, и всех видели в гробу - и "почвенников", и "космополитов" - потому что они только мешают пахать и сеять.

–  А чем этот "новый-хорошо-забытый-старый" народ противоречит коробящей тебя идее "национального будущего"?

–  Потому что идея "национального будущего", Саша, подсунута вам злыми и неопрятными "почвенниками" и противоречит антропологии. Эволюции противоречит! Она, эта идея, продолжает этот вечный круг - от крови до хаоса, о котором я тебе уже говорил.

–  А у тебя есть другая идея?

–  Саша, я который раз тебе повторяю - нужно вырваться из этого круга, отринуть и "славянофилов", и "западников", и остаться в изначальном виде, без всего этого наносного…