Санькя
Шрифт:
Матвея не было, Яны тоже.
Черт его знает, хотел ли увидеть Яну, - не мог разобраться никак. Хотел, наверное. Только стеснялся немного своего выбитого зуба, гадко небритой и похудевшей рожи.
Поскорее лег тихо, где-то в уголке, в дальнем, темном помещении бункера. Пацаны где-то за стеной галдели, было от этого уютно на душе. Заснул.
Утром все собрались на митинг - и Саша решил пойти, хотя с утра оказалось, что он слабый еще и ходить быстро не умеет. Но хотелось все-таки. Например,
Саша любил эти гулкие, бешеные хождения по городу, с криком и гиком. Вокруг - флаги безумные, внутри - ощущение торжества.
Распугивая народ в метро, "союзники" направились к месту общего сбора. Шумели, вызывая неприязненные взгляды проходящих мимо. Впрочем, иногда смотрели хорошо, или, по крайней мере, с интересом: "Какие славные дикари тут бродят…"
Саша всегда легко себя чувствовал внутри гомонящей, разномастной толпы, сразу становился ее малой, но цепкой составляющей.
Сошлись у памятника революционного писателя, выстроились в ряды. Памятник стоял как черный, застывший пожар, бросая прямую, длинную тень. В толпе Саша приметил и "своих" - пацанов и девчонок из его города, его отделения. Был Шаман - здоровый, черноволосый тип. Паяла был - музыкант, сумасшедшие и честные глаза на красивом лице. Дальнобойщик приехал - действительно, раньше гонял по стране, самый взрослый в отделении… Позик был, брат Негатива, с потемневшим лицом: улыбнулся он так, что Саша чуть не расплакался, обнял его нежно. Еще какая-то юная поросль - "союзники" нового призыва.
– А ты кто?
– спросил Саша, вглядываясь в девушку, девочку юную.
– Вера, - ответила.
Молодая пацанва косилась на Сашу стеснительно: знали о том, что с ним произошло, уважали за это. Но таких, как он, в партии, переживших и побои, и тюрьму, и голодовки, было много, десятки, а может, уже и сотни. Сашка немного стеснялся внимания.
…После недавнего раздора в центре столицы власти решили нагнать несусветное количество милиции. Сашка поначалу вообще не поверил, что митинг и шествие разрешат - но в бункере объяснили Сашке, что если б их шумную прогулку прикрыли, они бы несанкционированно собрались в непредсказуемом месте. Пришлось бы всех разгонять, и неизвестно, что бы из этого вышло.
"Боятся, сволочи", - подумал Саша. Понравилось, что боятся. Широко шагая, крича во всю глотку, они шли по Москве. С тротуара, где останавливались прохожие, еще издалека оборачиваясь на гул и топот, "союзников" было не разглядеть толком - колонна была окружена с обеих сторон двумя рядами милиции.
Печатали шаг - словно отмеряли свою территорию. Кричали: "Революция!" Саша приметил Рогова, с жесткими скулами и темным взглядом. Рогов кричал вместе со всеми, громко, упрямо, уверенный в том, что делает нужное дело. Костя Соловый, шедший меж двух очаровательных "союзниц", размахивал огромным флагом на четырехметровом пластиковом и оттого легком древке. Флаг носился в воздухе, как живой.
Саша сначала шел в рядах, но потом понял, что - задыхается и грудь саднеет.
Побрел к тротуару, уставший, в куртке с чужого плеча - подарили в бункере.
Милиция нехотя его выпустила. Смотрели ненавистно. А Саша на них - спокойно. Подумал неожиданно для самого себя, что хочет убить каждого из них - и не будет жалко.
За
"Козлы", - подумал Саша. Вступаться не стал.
На площади, куда колонна пришла через полчаса, устроили митинг. Когда Саша добрался туда, Матвей уже выступал на грузовике - бледный, с черными глазами. "Союзники" вслушивались, подрагивая, готовые сорваться в любое мгновение - повторить то, что сделали недавно в Москве.
Неожиданно Саша приметил на грузовике и Яну. Она стояла с краю, серьезная, красивая, в кожаном пиджачке, свитерке полупрозрачном, с "дырочками".
"Не холодно ей?" - подумал Саша.
Пробрался к грузовику, встал позади, колесо трогая носком ботинка. Неподалеку курили двое мордоворотов, с задами и ляжками мужики, оперативники в штатском.
Саша услышал их разговор.
– Президента козлят, твари!
– говорил один другому, кивая на грузовичок с выступающими.
– Взять бы их всех и отхерачить по одному. Лично бы изуродовал каждого.
Саша отвернулся, внутренне вздрогнув, то ли от ужаса, то ли от неприязни или, скорей даже, гадливости.
"А что если я сейчас своих увижу?
– подумал Саша о тех, кто истязал его.
– Что тогда делать? Молча смотреть на них? Спрятаться?"
Знал, конечно, что не станет прятаться - да и кто его тронет, когда вокруг сотни "союзников". И все равно накатила липкая, душная волна… Стрельнул у кого-то сигарету, отошел чуть в сторону, на лавочку присел, закурил. Пальцы дрожали.
Задохнулся на секунду, когда неожиданно Яна присела рядом.
– Привет, - поздоровалась.
Саша кивнул, рта не раскрывая, стесняясь отсутствующего зуба.
– Как ты?
– спросила Яна. Саша пожал плечами.
– Нормально, - ответил, слово подобрав.
– Терпимо.
Заметил, что она подстриглась короче. От этого стала выглядеть жестко и даже зло.
"Но очень красивая, все равно…" - подумал Саша.
– Ты не уходи, Матвей хочет с тобой поговорить. Здесь возникла идея: надо уголовное дело возбудить, - сказала Яна.
– По факту твоего избиения. Ты как?
– Я не знаю, мне все равно… - ответил Саша и замолчал.
Дурно было как-то и затошнило немного.
– Что молчишь?
– спросила Яна.
– Ты почему не пришла ко мне?
– спросил. "Грубо и глупо получилось", - сам сразу понял.
Яна, показалось Саше, иронично хмыкнула, в том смысле, что зачем мне к тебе было приходить, разве я жена тебе? Мало ли у нас людей в тюрьмах и больницах, ходить ко всем…
Она не ответила на его вопрос, тоже достала тонкую, изящную сигарету - тонкими пальцами с ярко накрашенными ногтями.
Саша и у нее стрельнул закурить, только сейчас заметив, какие у него ногти отросли, с грязной окаемкой - нечем постричь было, один раз только тайком взял у Левы ножницы, попросить как-то неприлично было, может, он брезговал…
Сжал руку, курил в кулак - как урка.
– Залечили тебя?
– спросила Яна.
– Не болит ничего? Саше снова по ее голосу показалось, что ей все равно - залечили его или нет, болит что или отболело.
– Отчего меня взяли, ты не знаешь?
– спросил он вдруг.
– Тебе не кажется, что ты меня пропалила? Что из-за тебя все?