Сатисфакция

Уленгов Юрий

— И каковы же они?

— Печальны. Должен сказать — к моему глубочайшему сожалению. — Мещерский старательно изобразил глубокий и протяжный вздох. — Я знал его высокопревосходительство еще совсем мальчишкой, и он подавал большие надежды. Нельзя не оценить вклад, который Келлер внес в развитие нашей страны — и особенно в области отношений с союзными европейскими державами… И можно только догадываться, кто или что сбило такого человека с пути служения народу и отечеству — и действительно ли это случилось. Однако мы все должны признать, — Мещерский склонил голову, — даже если обвинения так и не будут выдвинуты,

даже если стороне защиты удасться доказать, что Алексей Данилович не совершал преступлений, о которых заявляет Совет безопасности — его карьера… Поистине головокружительная и блестящая, надо сказать — окончена. И уже в самое ближайшее время его высокопревосходительство будет вынужден просить об отставке.

— Но кто сможет назначить нового канцлера? — спросила репортер. — Если мне не изменяет память, подобными полномочиями обладает только правящий монарх, однако в данный момент…

— Правящий монарх жалует титул. — Мещерский чуть сдвинул брови. — И лично назначает председателя Государственной думы. Однако в исключительных случаях выбор главы правительства может осуществляться и силами министров, глав родов и высшего армейского руководства. То есть, теми людьми, что сейчас остаются за этими дверьми. — Мещерский развернулся и указал на здание у себя за спиной. — И они приняли решение. Хоть, должен признать, оно вовсе не было легким.

— То есть, вам уже известно, кто возглавит Думу? — уточнили репортер. — Вы назовете имя?

— Вот сволочь… — Я вдруг почувствовал острое желание запустить бокалом в экран телевизора. — Только попробуй…

Последние кусочки мозаики становились на свои места, и картина прояснялась. Пожалуй, теперь я видел ее всю и целиком. И даже имел все основания отругать себя за скудоумие и наивность, но почему-то не мог даже этого. Разум изо всех упирался, подсовывая вместо уже почти очевидных выводов дурацкие предположения и фантазии. Надежду, черт бы ее побрал!

Которой, конечно же, не суждено было стать правдой.

— Разумеется. — Мещерский поправил галстук. — Полагаю, выбор почтенных заседателей удивит ваших зрителей, однако я все же скажу: новым канцлером думы стану я — ваш покорный слуга.

— Да уж… — Репортер на мгновение отшатнулась, раскрыла рот и как-то совсем непрофессионально захлопала длиннющими ресницами. — Это… это весьма неожиданно.

— Должен признаться, такое решение стало неожиданностью и для меня самого. Но когда Государственная дума чуть ли не единогласно обратилась с просьбой, я, конечно же, не смог отказать. — Мещерский заулыбался и снова склонил голову, изображая покорность. — Господа заседатели посчитали, что сейчас на посту канцлера нужен человек, который обладает особым, уникальным опытом, однако при этом сам не является политиком. Всем прекрасно известно, что мой род долгие годы как бы стоял особняком в таких вопросах… Однако, возможно, настала пора изменить это.

— Ваше сиятельство планирует вернуться на государственную службу?

— Полагаю, без этого я попросту не смогу принять новую должность. — Мещерский улыбнулся в камеру. — Нам всем предстоит много работы, однако я целиком и полностью уверен в успехе. Может, я уже не так молод, зато имею достаточно жизненного опыта. И самое главное — желание навести порядок и в столице, и во всей стране. В Петербурге достаточно

военных, но сейчас ему куда нужнее те, кто умеет решать проблемы силой слова, а не оружия.

В огород Морозова и Совета безопасности полетел не то, что камешек — целый валун. Не знаю, что там насчет решения проблем, однако словом Мещерский владел лучше некуда. Всего за каких-то несколько минут он сумел не только внятно объяснить причину столь необычного выбора заседателей Думы и обозначить грядущий политический курс, но и заодно изящно поддеть столичных силовиков.

И к тому же сделал это так, что публика за экранами телевизоров наверняка придет в восторг. Уже чего-чего, а арестов и гвардейских патрулей на улицах всем хватило с избытком. И во всех кругах уже давно накопилось достаточное количество усталых и отчаянных людей, готовых пойти за кем угодно — лишь бы все это, наконец, прекратилось.

— Что ж… Полагаю, самое время задать следующий вопрос, — продолжила репортер после небольшой паузы. — Кто, по вашему мнению, должен унаследовать российский престол? В данный момент в столице пользуется популярностью мнение…

— Не думаю, что вам, сударыня, стоит рассуждать о подобном. — В мурлыкающем тоне Мещерского на мгновение прорезалась стал. Но он тут же снова заулыбался. — Да и мне, пожалуй, тоже. Сейчас в любой случае слишком рано выступать с заявлениями или делать прогнозы. Пока я готов сказать, что в первую очередь нам следует соблюдать закон — и соблюдать неукоснительно. Ведь сейчас за событиями в Петербурге пристально следит весь мир. И всех интересует лишь одно — готова ли Россия стать полноправным членом сообщества европейских наций? — Мещерский поправил узел на галстуке. — Или мы поведем себя подобно варварам, которые уважают лишь право силы.

Старикашка снова изящно выкрутился: не заявил о намерении прямо, зато сослался на закон, изобразив себя осторожным и мудрым дипломатом. Этаким поборником справедливости, разумным и беспристрастным.

— Впрочем, пока не время думать об этом, — закончил он. — Сейчас все наши силы должны быть брошены на поиски ее высочества Елизаветы Александровны.

— Разумеется, ваше сиятельство, — кивнула репортер. — И что же известно на данный момент? Кто-нибудь взял на себя ответственность за похищение?

— Нет. Разумеется. Однако у полиции и Третьего отделения уже есть главный… Точнее, единственный подозреваемый. — Мещерский усмехнулся. — Прапорщик гардемаринской роты Владимир Острогорский.

Репортер выпучила глаза и отшатнулась. Настолько старательно и картинно, что я вдруг понял — все это вовсе не было случайностью или даже блестящей импровизацией старого хитрого интригана. А именно спектаклем, который как по нотам разыгрывали специально для зрителей федерального канала и всей столичной публики.

И сценарий этого спектакля готовили явно не сегодня. И, пожалуй, даже не вчера.

— Как такое может быть? — Репортер, наконец, нашла в себе силы продолжить беседу. — Весь Петербург считает прапорщика Острогорского героем.

— Возможно, так оно и было, сударыня, — вздохнул Мещерский. — Я могу только догадываться, что могло заставить этого, вне всяких сомнений, блестящего юношу предать доверие Елизаветы Александровны, подвергнуть ее жизнь опасности и сорвать церемонию столь ужасающим способом.