Сатисфакция
Шрифт:
Впрочем, судя по количеству людей со смартфонами на набережной, оно уже было увековечено — как минимум, в сети. Фотографии и видеозаписи разлетались по социальным сетям и мессенджерам, оседали в памяти гаджетов и облачных хранилищ, и стереть эту память у всех одновременно уже не получится.
Хм. Да и с борта прославленного крейсера, кажется, тоже просто так не сотрешь.
— Смотрите! Смотрите, дамы и господа, и не говорите, что не видели! — послышался звонкий голос. — Вот она, власть диктатора во всей красе! Эти люди так боятся за свое место, что готовы уничтожить
Гагарин, ощерившись, покосился на меня, а я нахмурился. Не знаю, как ему, но мне голос показался знакомым.
А ну-ка…
Я неспешно пошел на звук. Вокруг оратора, тем временем, уже собиралась толпа, из которой то и дело слышались одобрительные возгласы. Тот же, увидев благодарных слушателей, продолжал драть глотку.
— Настает то время, когда нам всем придется сделать выбор, на чьей мы стороне. Кого мы поддержим: плоть от плоти и кровь от крови Романовых, или того, кто едва знает русский язык!
В толпе послышались свист и крики, а невидимый оратор, ощущая поддержку, взобрался на припаркованный автомобиль. Сейчас я мог рассмотреть его во всей, так сказать, красе.
И, рассмотрев, выругался.
На капоте машины стоял тот, кому сейчас полагалось сидеть тише воды и ниже травы на загородной даче Гагарина, а не вести агитацию среди населения.
Убью дурака.
— Нам не нужны иберийские ставленники! Нам не нужны западные марионетки! Мы здесь власть! — все больше распалялся Поплавский. — Долой Брауншвейг!
— Мы здесь власть! — вторил ему многоголосый хор. — Долой Брауншвейг!
И в этот момент прямо в толпу прилетела пустая бутылка из-под пива. Ударившись о плечо одного из зевак, она упала на землю и со звоном разбилась. На миг на пятачке перед «Варягом» воцарилась тишина. В которой достаточно громко прозвучал чей-то развязный, нагловатый голос.
— Кого там долой? А ну, повтори-ка, дружок!
К стихийному митингу приближалась компания из пятнадцати-двадцати человек. Все, как один в недешевой одежде, с модными прическами и надменно-горделивым выражением лиц.
Я внимательно оглядел вновь прибывших. Студенты, как пить дать. Причем далеко не из последних семей. «Золотая» молодежь еще в мои время традиционно была нацелена в сторону Европы, и прошедшие годы мало что изменили.
Избалованные мальчишки. Из тех, которым что угодно, лишь бы не родное. Дескать, и булки там слаще, и мамзели красивее.
И вообще — ци-ви-ли-за-ци-я. Именно так, с почтительным придыханием и ударением на каждый слог.
— Какой позор, — подхватил кто-то из компании говорившего. — Они бабу на трон готовы посадить, лишь бы в их болотце не менялось ничего… Пейзане.
— Что ты сказал? — в сторону студента повернулся плечистый мужик в джинсах и грубом армейском свитере. — Ты кого тут быдлом назвал?
Повторить малознакомое слово здоровяк не решился, но суть уловил точнее некуда. И, похоже, не он один: толпа негодующе загудела.
— Мочи иберийских
И в тот же миг толпа сорвалась с места.
Мы с Гагариным не успели даже отскочить, как нас подхватило этой волной и швырнуло в самую гущу свалки. У самого носа мелькнул крепкий кулак, чье-то колено ощутимо врезалось в ребра, а дальше…
Видит бог, я этого не хотел, но если уж так получилось…
Мощным хуком справа я уложил ближайшего противника, и тут же нырнул в образовавшийся просвет. Отклонился назад от свистнувшей в воздухе пряжки, перехватил ремень и дернул на себя, впечатывая лоб в переносицу излишне поверившего в себя студиозуса.
Справа гулко ухнул Гагарин, выдавая четкую «двоечку» в подбородок, и некто с модной прической рухнул, как подрубленный. Все это было, мягко говоря, неспортивно, я совсем не собирался врываться в свалку, но раз уж меня в нее затащили, было бы глупо отхватывать по лицу только по той причине, что дворянину и офицеру не положено лупить гражданских направо и налево.
И тем не менее я старался сдерживаться, ведь моей основной — да и, пожалуй, единственной целью было пробиться к Поплавскому, выволочь его, надавать подзатыльников и утащить подальше от событий, пока сюда не нагрянула полиция.
Однако добраться до него я не успел. Коротко взвыла сирена, и над набережной прогремел голос, усиленный громкоговорителями.
— Это полиция! Всем немедленно разойтись! Повторяю: немедленно разойтись! В противном случае мы будем вынуждены применить силу!
Этого еще не хватало…
Выдав хитрый апперкот, я сбил с ног налетевшего на меня громилу, который, видимо, принял нас с Гагариным за студентов, одним прыжком преодолел отделявшее меня от Поплавского расстояние, и, ухватив его за рубашку, рывком выдернул из гущи сражения. Ровно в тот момент, когда толпа, на миг превратившись из смертельных врагов во временных союзников, взревев, бросилась на полицию.
— Вовка? — кажется, Поплавский был удивлен моим появлением.
— Нет, тень отца Гамлета! — рявкнул я. — Валим отсюда, быстро! Еще не хватало в кутузку загреметь.
— Совершенно с вами согласен, господин прапорщик! — хохотнул Поплавский.
И со всех ног рванул по набережной. Я бросил взгляд назад, убедился, что Гагарин также сумел выбраться, и припустил следом, на бегу ругаясь сквозь зубы.
Отлично мы соблюдаем конспирацию, ничего не скажешь!
Остановились мы только спустя несколько кварталов. Неожиданная свалка и последовавший за ней спринт, вкупе с всплеском адреналина, долбанули даже по молодому, тренированному организму, усиленному конструктами, и мы, все трое, успели изрядно запыхаться. Гагарин пришел в себя первым, и сейчас стоял, привалившись плечом к ограде, и с иронией глядя на нас. Первое же, что сделал я, разогнувщись — шагнул вперед и отвесил Поплавскому, уткнувшемус ладонями в колени, ощутимый подзатыльник. Так, что его даже качнуло. Не сгруппируйся он — и воткнулся бы носом в асфальт.