Савмак. Пенталогия
Шрифт:
– Как вы попали в рабство?
– спросил Минний. Расслабленно опершись спиной на шершавую каменную стену, он сидел, обливаясь потом, на широкой, отполированной задами деревянной скамье, наблюдая сквозь висевший в маленькой комнатке горячий туман, как у противоположной стены близнецы ожесточённо соскребают друг с друга въевшуюся в кожу грязь (вёсельных рабов стригли и мыли раз в год, весной, загоняя минут на пять в холодные воды гавани перед тем, как завести на корабль и приковать на полгода к скамье). Сквозь тонкую белую кожу, разрисованную на спинах бичом безжалостного трюмного погонщика розовыми "узорами", отчётливо просматривались все кости, мышцы и жилы.
– Воры из соседнего племени напали ночью на нашу
– Понятно... Теперь слушайте меня внимательно... Сегодня вам несказанно повезло, потому что я добрый хозяин и отношусь к своим рабам по-человечески. Знаете почему?
– Минний вытянул вперёд правую ногу и указал на широкий, вдавленный, бледно-розовый след цепного "браслета" над щиколоткой - такого же, как на ногах изумлённых близнецов.
– Потому что ещё прошлой зимой я сам был вёсельным рабом. Но счастливый случай помог мне освободиться и вернуться домой. Теперь я помогу вам... Служа мне, вы будете сыты, одеты, обуты - мне нужны крепкие рабы... Я не против, чтобы вы при случае перепихнулись с рабынями. Вы, наверное, уже забыли, как это делается, а? Хе-хе-хе!.. Но за это я потребую от вас собачьей преданности. Вы мне нужны не столько как рабы, как телохранители. Надеюсь, драться вы умеете?
– Умеем, господин!
– подрагивающим от радости голосом заверил старший.
– Если я останусь вами доволен, на корабль вы больше не вернётесь: весной я выкуплю вас у прежнего хозяина. Так что старайтесь: всё зависит от вас.
– Мы будем стараться, господин!
– пообещал за себя и брата Авлудзен, поедая нового хозяина преданно-восторженным взглядом.
– И это ещё не всё, - продолжил Минний.
– Ваше рабство не продлится вечно. Обещаю, что через пять вёсен, считая с будущей весны, я отпущу вас на волю и даже дам вам денег, чтобы вы могли уплыть в свою Фракию. А если захотите, сможете остаться и служить мне уже за плату, как вольные слуги. Лаг подтвердит вам, что моему слову можно верить, - кивнул Минний на своего чернобородого раба, потевшего рядом с ним на скамье, время от времени плеская по команде хозяина из деревянного ковша на пышущий жаром конусовидный выступ в углу. (Источником тепла в парилке служила общая с соседней парилкой каменка, с уходящим по стене на крышу квадратным дымоходом, открытая передняя часть которой находилась за стеною - в тянущейся вдоль всех парилок кочегарке; рабы-кочегары с утра до вечера поддерживали в каменках огонь, на котором в больших медных котлах, грелась вода, поступавшая самотёком по керамическим трубам в расположенные за парилками ванны и в центральный бассейн.) И правда, его поджарое, мускулистое тело отнюдь не свидетельствовало о недоедании.
– Он служит мне на тех же условиях. Сколько тебе осталось до выхода на волю, Лаг?
– Четыре весны, хозяин!
– оскалил крепкие белые зубы в блаженной улыбке Лаг.
– Доволен ли ты своей теперешней жизнью?
– Очень доволен, хозяин!
– Бил ли я тебя когда?
– Ни разу, хозяин!
– Слыхали? Ни разу!
– подняв назидательно палец, обратил Минний взгляд на потрясённо внимавших каждому слову близнецов.
– А почему?
– Потому, что я твой верный пёс, готовый по первому твоему слову без раздумий броситься в огонь и в воду!
– бойко отчеканил Лаг.
– Вот! Вот какие слуги мне нужны!
– объявил серьёзным тоном Минний.
– Как думаешь, не ошибся я с этими фракийцами?
Лаг снизал неопределённо плечами.
– Трудно сказать. Там видно будет. Парни они вроде крепкие, жилистые, силу скоро нагуляют. Умеют ли драться, скоро проверим, если что - научим.
– А что мы могли вдвоём против двадцати!
– с болью в голосе воскликнул Авлудзен.
– Ладно. Теперь они сами кузнецы своего счастья, - сказал Минний.
– Если подведут, заменим их другими.
– Мы не подведём, господин!
– в один голос заверили близнецы.
– Верю, - улыбнулся Минний.
– Только вот что. Наш договор сохранит силу, только если я через пять лет буду жив и здоров. А в этом городе у меня немало врагов, и если меня убьют, вы так и останетесь до конца жизни рабами. Зарубите это себе на носу...
Минний встал. За ним тотчас подхватился со скамьи и Лаг.
– До весны у вас испытательный срок. Лаг будет над вами старшим. Слушаться его во всём, как самого меня. Вам ясно?
– Ясно, хозяин.
– Кстати, ваши ужасные варварские имена нам с Лагом не выговорить. Поэтому ты, говорун, - ткнул Минний пальцем в грудь старшего близнеца, - будешь отныне откликаться на имя Авлет*, а ты, молчун, будешь просто Авлом. Запомнили?
(Примечание. Авлет (греч.) - флейтист, в переносном смысле - болтун.)
Братья молча кивнули.
– Ну, ладно, Лаг. Пойдём в ванную - разомнёшь мне мышцы. А вы тут пока отскребите друг друга хорошенько, чтоб не занести в дом Гераклида лишних постояльцев. Ха-ха-ха!
В этот вечер Минний вновь не пошёл к Аркесе. Он решил выждать ещё пару дней и наведаться к ней нежданно, без предупреждения.
Следующим вечером Тирсения неожиданно заявилась в спальню Минния, прервав его работу над заказной судебной речью. Окатив постояльца с порога масленым взглядом, она, приподняв ладонями распирающие тесный шерстяной хитон пышные груди, обольстительно улыбаясь, сообщила, что Гераклид сегодня приглашён на симпосион к Матрию, Агасикл тоже, как обычно, развлекается где-то с друзьями (хорошо, если явится домой пьяный к полуночи: юная, навязанная родителем жена не сильно его привлекает - скорее, наоборот!), и предложила, если Минний желает, принести ему ужин прямо сюда, в спальню. Всем своим видом Тирсения выказывала готовность незамедлительно исполнить любое его желание.
Почувствовав, как под полой хитона затвердевает, наливаясь желанием, его фаллос, Минний поспешно опустил с ложа ноги и сел, прикрыв диптихом встопорщившийся у живота хитон. Хоть Невмений и уверял, что его отец уже давно не ревнив, злоупотреблять гостеприимством Гераклида, пожалуй, не стоило. А возжаждавшего сладкой женской плоти "зверя" следует насытить в другом месте.
– Благодарю, Тирсения, не стоит беспокоиться, - ответил он, угадав, что снедаемая похотью сожительница Гераклида преисполнена решимости непременно в этот вечер ему отдаться. Единственным спасением для него было немедленное бегство.
– Я сегодня тоже ужинать не буду. Есть одно важное дело в городе. Я сейчас ухожу.
– Куда же ты пойдёшь голодный?
– низким грудным голосом спросила Тирсения, подойдя к изножью ложа.
– Твоё дело может полчаса обождать.
– Я как раз приглашён на ужин, - сообщил Минний, натягивая скифики.
– Жаль... Я надеялась, мы поужинаем сегодня вдвоём.
– Увы!
– огорчённо развёл руками Минний, вставая.
– Почему ты так робок, Минний? Я же вижу, что ты хочешь меня, - Тирсения вновь поправила всколыхнувшиеся мягкой волной груди, готовая сбросить хитон и предъявить себя Миннию во всей красе.
– Раньше я думала, что из-за девчонки, что ты имел какие-то виды на Агафоклею. Но теперь-то что тебя удерживает? Боишься, что Гераклид укажет тебе на дверь? Не бойся: Гераклид и раньше был не сильно ревнив, а теперь, когда его "корень" иссох, я ему нужна в постели только в качестве ночной грелки.