Савмак. Пенталогия
Шрифт:
Хорёк, собравшийся уже было спускаться в распадок к товарищам, увидев, как они попадали в снег, будто поваленные ветром, испуганно присел на дрогнувших ногах и позадковал на карачках за валун. С трепещущим как осиновый лист сердцем, он медленно оглянулся, страшась увидеть нацеленные в спину копья "волков". К его великой радости сзади никого не оказалось: если "волки" не затаились где-нибудь в укрытии (а это было вполне вероятно), путь к бегству пока что был свободен.
В этот момент он услышал донёсшийся с дальнего склона звучный насмешливый голос:
– Эй, "медведи"!.. Спасибо, что пригнали нам этих
– оставьте возле туш свои топоры в оплату за то, что охотились в наших горах, и убирайтесь, пока мы добрые. Хе-хе-хе!.. Слышишь, Медвежий Хвост! Иначе мы перестреляем вас тут, как глупых зайчат.
– Эй, это ты, Волчья Пасть?!
– крикнул из-за поваленного ствола Медвежий Хвост, узнав по голосу старейшину ближайшего "волчьего" рода.
– Эти звери прибежали сюда с наших гор. Мы их убили, это наша добыча.
– Э-э, Куцый Хвост! Ты же знаешь закон: раз эти звери перебежали к нам, значит, они наши! Так что давайте, делайте, что вам говорят, иначе пеняйте на себя... Ну!
– Эй, Волчья Пасть!
– крикнул Медвежий Хвост после небольшой заминки.
– Ну, так и быть, мы подарим вам тушу самки, а быка унесём с собой. По-моему, так будет справедливо.
– Нет, Хвост! Вы оставите тут обе туши и свои секиры, а мы вам позволим уйти отсюда целыми и невредимыми - так будет справедливо!
Медвежий Хвост опять взял паузу на размышление - соглашаться ли на унижение или вступить в неравный бой.
– Эй, Хвост! Решай скорее, а то моим людям уже надоело тут мёрзнуть!
– поторопил вожака попавших в западню "медведей" старейшина "волков".
– Эй, Волчья Пасть!
– крикнул Хвост.
– А сколько с тобой людей?.. Где твой вождь, Хромой Волк? Дрыхнет в своём логове на Волчьей горе?.. А мой брат Медвежья Лапа тут рядом. Стоит мне протрубить в рог, и очень скоро он с тремя сотнями "медведей" будет здесь. Подумай хорошенько - тебе это надо?
Всех этих препирательств Хорёк уже не слышал: после первых же возгласов он, сжимая в руке опущенное долу копьё, трепеща от морозного хруста снега под ногами, крадучись побежал от валуна к валуну, от дерева к дереву, от куста к кусту, каждое мгновенье страшась услышать грозный оклик из леса или, того хуже, получить в спину бесшумную стрелу. Но - хвала Орейлохе!
– похоже, никто из "волков" его не заметил. Чем удалённее становились голоса за его спиной, тем шире и быстрее делались его шаги. Наконец он добежал до края оврага и, оглянувшись в последний раз на чужой лес, облегчённо выдохнув, стремголов припустил вниз, рискуя в самом деле сломать или вывихнуть ногу.
Десяток молодых "медведей", сидя на турьей туше, только что дотащенной вдоль ручья до Оленьей речки, утирали вспотевшие лбы и зубоскалили, когда из оврага, словно преследуемый стаей волков, вылетел Кривозубый Хорёк и закричал пронзительным петушиным голосом, что "волки" окружили в лесу наших во главе с Медвежьим Хвостом, и грозятся всех перебить, если те не отдадут добычу.
– Бегите на подмогу, - пробегая мимо вскочивших в тревоге парней, махнул он свободной рукой в сторону возвышавшегося на западе хребта, - а я предупрежу вождя!
И Хорёк наддал ходу по завернувшему к Напиту ущелью - только запорошенные
Пока Хорёк, постепенно сбавляя скорость из-за одышки и начавшегося колотья в боку, добежал до Напита, минуло добрых полчаса. Часть нашедшего там в это утро свою погибель зверья загонщики и охотники уже понесли на плечах и продетых между связанными ногами копьях и рогатинах к ведущему на Медвежью гору ущелью. Старшие дружинники, стоя кучками возле более крупной добычи, за которой молодые должны пригнать с горы мулов и лошадей, обсуждали подробности только что закончившейся бойни.
Шатаясь точно пьяный, Хорёк из последних сил добежал по истоптанному и испятнанному кровью снегу до удивлённо воззрившегося на него, опершись на рогатину, вождя. Обессилено повиснув обеими руками на воткнутом в снег копье, судорожно хватая раззявленным ртом стылый воздух, он с трудом доложил непослушным языком, что там (он махнул рукой в сторону вздымающейся к западу от Медведь-горы скалистой гряды) "волки" окружили погнавшихся за ранеными турами "медведей" во главе с Медвежьим Хвостом.
Не дослушав, Медвежья Лапа выхватил из ослабевших рук Хорька копьё, сунув ему вместо него свою тяжёлую рогатину, и крикнув всем, кто был поблизости, бежать за ним, широкими оленьими скачками понёсся по ущелью, из которого только что выбежал Хорёк. Около сотни старших и молодых воинов, похватав копья и рогатины, устремились за вождём. Некоторые, пробегая мимо Хорька, спрашивали, что случилось.
– "Волки" напали на наших!
– кричал им вслед Хорёк.
Проводив их взглядом, он, держась за рогатину вождя, бессильно рухнул на колени. Захватив горсть пушистого снега, растёр им разгорячённое лицо, затем стал лакать с ладони освежающий снег вместо воды.
Медвежья Лапа налетел на брата, как только завернул из ущелья в сползающий с западных гор овраг. Следом за Хвостом и старшими воинами весёлая ватага из двух десятков молодых парней дружно тащила по ложу оврага опутанную верёвками тушу здоровенного тура.
Радостно скаля крупные белые зубы, Хвост сообщил запыхавшимся от быстрого бега братьям и подбежавшим вместе с ними воинам, что после того как спешившие им на выручку молодые "медведи" были замечены "волками", он договорился с Волчьей Пастью разойтись без драки. Тушу самки пришлось оставить "волкам", зато быка забрали с собой: вон какой красавец - двадцать человек еле тащат, рассмеялся довольный Хвост.
Оставив молодых у Оленьего ручья ждать лошадей, старшие дружинники во главе с вождём не спеша двинулись ущельем обратно к Напиту, слушая по дороге подробный рассказ Медвежьего Хвоста о его переговорах с Волчьей Пастью.
Несколько часов спустя вся добыча была втащена на гору и разделена между всеми её обитателями, причём немалая доля досталась служителю Орейлохи, ведь это его умелыми заклинаниями прошлой ночью в ущельях и оврагах вокруг Медвежьей горы собралось столько зверья. Под радостный детский гомон и визги дравшихся за требуху собак молодые воины и женщины приступили к свежеванию и разделке туш. Большая часть мяса была сложена про запас в холодных пещерах и ямах, но немало оленьих и кабаньих туш отправились в котлы и на вертелы.