Счастливая черкеска
Шрифт:
Часто, очень часто все вспоминаю его рассказ о поездке во Владикавказ в кузове грузовика рядом с любимцем Асуаном, вспоминаю рассказ о «русском полковнике», неожиданно положившем целебный пластырь на давно саднившую рану джигита, вспоминаю этот вроде бы неожиданный тост в честь «настоящих офицеров»… тоже — завет?
В моем «кантемировском» архиве, невольно собранном за три десятилетия дружбы с осетинскими наездниками, есть и как бы особая, «воинская» папка, куда вместе с другими документами перекочевали теперь и две тоненьких книжечки покойного Георгия Черчесова, школьного товарища, тогда ещё — Жорика, незабвенного друга: «Завещание полководца» — об Исса
К ним мы ещё вернемся, а пока остановимся на ксерокопии сделанной мной когда-то давно газетной вырезки с «Информационным сообщением Министерства обороны Союза ССР ко дню 50-летия Советской Армии» — не его ли содержание всю жизнь вело Георгия не только к этим маленьким книжкам, но и большим романам и кинофильмам? Не оно ли с юности было символом его неиссякаемой любви к отчему краю?
Когда-то мы над ним, когда заводил осетинскую «старую пластинку», благодушно посмеивались, но с годами все яснее и четче осознаёшь: это не может и не должно стареть!
Кроме прочих граф в любопытном сообщении есть, и в самом деле, такая: «Занимаемое место по числу героев». По порядку в первой десятке в ней значатся: осетины; калмыки; адыгейцы; русские; абхазы; украинцы; мордва; кабардинцы; башкиры; белорусы.
Хранится в моей «воинской папке» экземпляр владикавказской газеты «Отчизна», которую в общую тяжелую пору 1993-го года прислал мне Георгий Ефимович. В предисловии к объемной публикации Мухтарбека Санакоева «Осетинское казачество» есть несколько строк, которые мне придется привести не ради собственной славы, как говорится, — ради общего братского дела: «По воспоминаниям писателя Г. Немченко, казаком был „осетин Владимир Кокаев, который в нарушение строгих правил трижды подряд выбирался атаманом станицы Бесскорбной на Кубани.“ Разве не интересно нам знать, что этот бравый офицер построил на свои деньги памятник к 200-летию Кубанского Казачьего Войска!»
Вслед за предисловием идут три фотографии, тоже из-за качества бумаги, уже пожелтевшие: «Бичерахов Сабан (Федор), отец генерал-майора Бичерахова Лазаря, автор известной черкески „бичераховка“»; «Генерал-майор Бичерахов Лазарь Федорович»; «Командующий Терским фронтом генерал-майор Эльмурза Мистулов. „Человек высоко доблестный и честный, смелый и решительный“ — так отзывались о нем в царской армии».
И — какие значительные, какие благородные лица у этих троих!
Тоже: какие личности!
«Лазарь в составе Русского экспедиционного корпуса находился в Месопотамии в 1914–1917 годы Первой мировой войны, — сказано в статье. — Командуя отдельным отрядом, он успешно сражался против турецких войск. В 1918 году английский представитель при его отряде полковник Клотерберг, его друг, пригласил Бичерахова в Англию. Там Лазарь был награжден двумя орденами Великобритании и произведен в генералы английской армии.»
И сколько ещё — строка за строкой — блестящих осетинских родов: Габитаевы, Абаевы, Кургосовы, Гурджибековы, Татоновы, Тургиевы, Хабеевы, Занкисовы, Мугуевы, Газдановы, Кусовы, Сосиевы, Гокинаевы…
А как вслед за автором статьи не упомянуть мне полковника Василия Цугулиева, который командовал четвертой Кубанской пластунской бригадой — самым
Как не сказать о генерал-лейтенанте Афако Фидарове, командовавшем первым Хоперском полком, во «втором комплекте» которого служили мои предки? А не обидятся ли мои друзья в нынешнем Лабинске, если молча пройду мимо генерал-лейтенанта Инала Кусова, командовавшего Лабинским казачьим полком, а после — второй Кавказской казачьей дивизией?
И уж, ну никак не могу не повторить названную в обзоре фамилию Хутиевых: что потом подумает обо мне, неблагодарном, полковник медицинской службы Сергей Хутиев, который, слава Богу, орудовал скальпелем, а не шашкой или кинжалом, когда «резал» меня, так получилось, в Центральном госпитале наших Главных космических войск во «втором Голицыне» под Москвой, в Краснознаменске — об этом я написал потом в рассказе «Лезгинка для смертельно больных»…
И это лыко — в строку, и — это!
Потому-то и привел этот давний, чуть не сплошь генеральский список из большого очерка Мухтарбека Санакоева, чтобы перейти ко дню нынешнему.
В книге у нашего, с Северного Кавказа писателя Владимира Гнеушева «Полынная слава» описан мало известный, к сожалению, факт из истории Второй Отечественной войны: в концлагерь, где заключен был генерал Красной Армии Карбышев, немцы привезли отказавшегося сотрудничать с ними белого генерала Деникина. В собольей шубе он стоял и смотрел, как несговорчивого пленника, бывшего его однокашника по Академии генерального штаба ещё той, «царской» армии, обливают на морозе, совершенно раздетого, ледяной водой, и тело его постепенно превращается в одну большую сосульку. Когда лагерные врачи, наконец, засвидетельствовали смерть, окружавшие Деникина высокие чины уставились на него с почтительным любопытством: разве не ясно, мол, что ожидает тех, кто не хочет помогать великой Германии?
Деникин запахнул шубу и четко сказал своё:
— Вот смерть, достойная русского генерала!
Нынче, когда политические визажисты «Единой России», облепленной и мелкими, у которых в кармане — вошь на аркане, демократическими выскочками и крупными, с большими деньгами, присосанцами, озабочены поисками национальной идеи, так и хочется сказать: вот же, вот! Это и есть единство: прошлого с настоящим — во имя будущего.
О народном герое Плиеве уже было на этих страницах: обратимся теперь к генерал-полковнику Хаджумару Джиоровичу Мамсурову.
В Московском Университете шестидесятых годов, на факультете журналистики мы прямо-таки росли и крепли на романах Эрнеста Хэмингуэя… Тем сильнее было потом желание моего друга Жоры отщипнуть от лаврового венка маститого американца десяток-другой глянцевитых листиков, когда все больше стал узнавать, что зарубежный классик пасся и на лугу среди его родных гор: якобы «македонец», диверсант-взрывник Джордан из романа «По ком звонит колокол» был осетин.
Роман «Противоборство» («Под псевдонимом Ксанти») Черчесов создавал в годы недоговорок и полусекретности и как тосковал потом, как мечтал «дописать», когда один за другим стали известны факты поистине удивительные, и масштаб личности Мамсурова открылся во всей полноте и величии… снова вспомним Альфреда де Виньи с его книжицей о солдатском долге? Тем более, что для разведчика неволякак бы даже его естественное состояние… Это потом он будет придерживать руку у груди: «как всякий человек с больным сердцем».