Счастливчик

Леблан Рене

— Больше, — возразил шевалье де Витри. — Он уехал, когда ты ещё не была со мной помолвлена.

— Да, — согласилась мадам Бланка. — Я была совсем девчонкой. Помню, он как-то прислал с оказией письмо Ролану, но тот не придумал, как отправить ответ.

Она говорила о своём старшем брате, владевшем большим имением неподалёку.

— Ролан не слишком любил Жакмена, — сказала шевалье, сбрасывая мокрый плащ на руки Николетт.

Та немедленно отнесла плащ к огню и старательно развесила на спинке стула. Мадам Бланка стала читать вслух, морща лоб, так как плохо видела в слабом свете осеннего дня.

— « Может, ты знаешь от Ролана,

милая сестрица, что дела у меня здесь хороши. Его величество высоко ценит мои медицинские познания и усердие, и я ни в чём не нуждаюсь. Жена моя умерла молодой, царствие ей небесное. Она была венгерка, красавица и очень хорошая женщина. У меня два сына, о которых я хочу рассказать тебе подробнее. Старший сын имеет склонности к медицине и пойдёт по моему пути. Младший смышлён, но науками не интересуется, поэтому я желаю пустить его на военное поприще. Со временем он сможет получить рыцарское звание. Прошу, сестрица, пусть твой супруг займётся его обучением. Все расходы вам будут оплачены. А дальше смотрите сами, как будет лучше — либо оставьте мальчика во Франции, чтобы он нашёл себе место наёмника, либо отошлите назад в Венгрию, где я легко добуду ему место при королевском дворе. Не хочу, чтобы мои сыновья забыли родину предков. Венгрия — страна красивая, но дикая, и народ здесь весьма отсталый. Потому я и хочу, чтобы сын получил рыцарское воспитание во Франции. Ждите моего Себастьена в следующем году. Полагаю, он доберётся до вас к Пасхе. Сохрани вас Господь. Твой брат, Жакмен не Суэз».

— Ясное дело, — проворчала Бланка. — К Ролану он его не отправил.

— Говорили, Жакмен сильно разбогател в Венгрии, —рассудительно возразил её супруг. — Думаю, он даст мальчишке порядочно денег с собой. А нам пора переложить крыши на коровнике и овчарне. Они того гляди рухнут и передавят скот.

— Батюшка, — встрял Окассен. — Дядя Жакмен пишет, что в Венгрии народ дикий. Не приедет ли кузен в шкуре и с дубиной?

— Матерь божья, — пробормотал шевалье со вздохом. — До чего же глупого мальчишку послал мне Господь. За что?

Мадам Бланка сердито глянула на мужа и погладила Окассена по волосам. Можно ли так говорить о единственном ребёнке, с таким трудом доставшемся?

Николетт спала в маленькой каморке, где не было никакой мебели, кроме кровати да сундучка с одеждой. Конечно, лучше было бы укладывать девочку со служанкой Жилонной. Но шевалье стеснялся — ведь он поклялся воспитывать Николетт, как родную дочь. Даже собственной дочери бедный рыцарь не нашёл бы помещения лучше. В комнатушке было холодно, сыро, для обогрева на ночь ставили маленькую жаровню, которая к утру совершенно остывала. Но Николетт привыкла к своему жилью, и даже пыталась украшать его. Положила на пол у кровати овечью шкуру, а к стенке прибила коврик, который сама соткала из красной, синей и жёлтой шерсти.

Не успела девочка задремать, как дверь отворилась, и вбежал Окассен — в одной рубашке, взлохмаченный и весь мокрый от слёз. Он немедленно полез к Николетт под одеяло.

— Ну-ну, опять ты испугался? — спросила она, и закутала его в одеяло, как малыша.

Окассена била крупная дрожь, зубы у него стучали.

— Оно опять пришло! — заикаясь повторял он и плакал на плече у Николетт. — Когда-нибудь оно меня проглотит!

Николетт гладила его по голове и целовала, даже не вспоминая о том, что днём они ссорились и дрались.Такие стычки бывали ежедневно. Видя это, шевалье

де Витри прикрикивал на сына, а мадам Бланка возражала:

— Да не обращай внимания! Все братья и сёстры дерутся в детстве, в любой семье так.

Николетт часто видела, что деревенские дети тоже дрались с братьями и сёстрами. Значит, хозяйка права, и обижаться не стоит. Она знала — как бы Окассен ни дразнил и ни изводил её, он всё равно сильно привязан к ней. Чуть ли не каждую ночь он, рыдая, прибегал в её спальню. В темноте его постоянно мучили кошмары, мерещились чудовища и дикие звери.

— Это опять было то чудище, с большой глоткой, — прижимаясь к Николетт, бормотал Окассен.

Родители знали о странных страхах Окассена. Мадам Бланка даже приглашала аббата освятить спальню сына, но это не помогло. Редкую ночь он засыпал без слёз и жалоб. Самое странное, что в раннем детстве такого не случалось, а началось пару лет назад. Невестка мадам Бланки, жена её брата Ролана, говорила о порче. А шевалье де Витри полагал, что никакой порчи нет, просто ломка возраста. Само пройдёт! Родители знали, что Окассен прячется от чудовищ в постели Николетт. Это нехорошо, конечно. Но пока у Николетт не началось «проклятие Евы», она считается ребёнком. Тем более, что Окассен и Николетт с колыбели и до семи лет спали вместе.

— Помнишь, я тебе рассказывал? — бормотал Окассен. — У этого чудища нет ни глаз, ни носа, ни ушей, только огромный рот, и оно хочет меня сожрать! А как оно воет!

— Тихо, тихо, — ласково говорила Николетт. — Чудище уже ушло. Спи, братец, я с тобой.

Она гладила его по волосам, пока он не успокоился. Обнявшись, дети заснули.

Глава 2 Кузен Себастьен

Уже пробилась первая весенняя травка, и скот выпустили из хлевов на луга. Дни стояли солнечные, и дети пользовались милостью божьей — целые дни проводили под открытым небом. Какая это была радость после зимы, проведённой в сыром полутёмном доме!

У Николетт было множество друзей и подружек среди деревенских детей. Она была добрая и ласковая, и никогда не заносилась перед крестьянскими ребятишками тем, что живёт в имении и считается воспитанницей господ. У Окассена, наоборот, друзей в деревне почти не было. Он просто ходил следом за молочной сестрой и присоединялся к её компаниям. С одной стороны, детям это нравилось — Окассен умел выдумывать всякие забавные проказы, с ним было интересно. Но и небезопасно — в любой момент на него мог накатить приступ ярости, и он развязывал драку. А давать сдачи господскому сыну не решался никто, кроме Николетт.

Сегодня дети играли на пастбище. Окассен и подпасок Дени поймали в траве змею.

— Зачем она вам? Пакость какая! — сказала Николетт, глядя, как извивается змея, прижатая двумя палками.

— А мы её поджарим. Говорят, они вкусные, — ответил Окассен.

Он стал искать подходящий камень, чтобы размозжить змее голову.

— Опусти змею, Дени, — сказала Урсула, девочка лет тринадцати, сидевшая на траве рядом с Николетт.

Урсула была внебрачной дочкой крестьянки. Говорили, что мать нагуляла её от проезжего торговца, то ли еврея, то ли итальянца. Потому и внешность у девочки была нетипичная для здешних мест — смуглая кожа, чёрные вьющиеся волосы, тёмно-карие глаза. Местные женщины недолюбливали Урсулу, верили, что она способна сглазить. Но Николетт общалась с ней, сколько себя помнила, и считала её хорошей подругой.