Счастливчик

Леблан Рене

— А у вас была невеста на родине, Бастьен? — спросила Николетт, чтобы заполнить неловкую паузу.

Себастьен засмеялся так непринуждённо, точно и не слышал неприятных слов своей тётки.

— Нет, Николетт, я ведь ещё молод. И отец давно готовил меня к поездке во Францию. Может, я здесь найду себе суженую?

И он тотчас перевёл разговор на венгерские легенды о вампирах — жутких чудищах, пьющих по ночам человеческую кровь. Они выслеживают одиноких путников на ночных дорогах и даже влетают в окна спален по ночам. Вампира можно уничтожить, только выгнав его на солнце или

вбив ему в сердце осиновый кол.

Окассен слушал, и губы у него нервно дрожали. Он набил рот чужеземными сластями, жевал и стискивал под столом ладонь Николетт.

— Не бойся, — прошептала она, — теперь ты будешь спать в одной комнате с кузеном, и никакие монстры не станут являться к тебе по ночам.

— Да? — с дрожью в голосе спросил он. — И вампиры тоже?

— Господи, Окассен! Это же сказки, — спокойно отозвалась девочка. — Когда ты уже начнёшь взрослеть?

Она заметила, что на столе скопилось много обглоданных костей и грязной посуды. Встала, начала прибираться. Впервые в жизни работа казалась ей в тягость. Так хотелось остаться за столом и слушать рассказы о неведомых землях, о чужих народах и странных обычаях. И конечно, смотреть при этом на Бастьена, любоваться его красивым лицом.

Никогда прежде Николетт не обращала внимания на мальчиков. Кроме Окассена, конечно, но он был привычен, как собственный локоть или коленка. И уж конечно, никакого восхищения не вызывал.

— Иди стели, Николетт, — приказала мадам Бланка.

— Пойдём, братец, — позвала Николетт , потормошив Окассена за плечо.

Он уже спал, положив голову на стол. Слишком много впечатлений, слишком много крепкого венгерского вина.

Глава 3 Грех не бывает красивым

Все мускулы Бастьена уже дрожали от напряжения, но взмахи меча были по-прежнему стремительны. Окассен нападал, Бастьен отбивался. Оба противника обливались потом, но ни один не мог взять верх.

— Стоять! — скомандовал их наставник Люссон.

Окассен вытер лицо рукавом, Бастьен просто замер на месте, тяжело дыша.

—Вы оба никуда не годитесь, — заявил Люссон.

Он был оруженосцем Ролана де Суэза, старшего брата мадам Бланки. Вот уже пять лет кузены проходили обучение в замке Суэз. За это время они сильно вытянулись и окрепли, но, конечно, обоим было далеко до Люссона. Казалось, он весь состоит из сухих мускулов, которым страшно завидовали оба юноши. Такая сухость мышц, напоминающих по виду мотки проволоки, свидетельствовала о стальной закалке, об испытаниях сотнями боёв.. Ничем подобным Окассен и Бастьен похвастать не могли.

— Ты вечно прыгаешь на противника, как дикая кошка, не соразмеряешь силы ударов, — сказал наставник Окассену. — Истратил всю энергию в начале поединка, а дальше — чёрт знает что.

Окассен вытирал с лица пот и кивал — да, он знает свои слабости, но попробуй пробей защиту такого твердолобого противника, как его кузен!

— А ты, наоборот, никогда не сдвинешься вперёд ни на шаг, — сказал Люссон, обернувшись к Бастьену. — Даже не пробуешь превратить защиту в нападение.

— Я знаю, — сказал Бастьен. — Но если я перейду в атаку, будет уже кровь.

Кузен слишком сумбурно бьётся.

— А что мне делать, если ты стоишь, как пень. И тебя ничем невозможно прошибить! — тотчас заспорил Окассен.

Люссон велел обоим молчать. И принялся в тонкостях объяснять их ошибки, стараясь оценивать беспристрастно. Но всё равно чувствовалось, что он больше одобряет тактику Окассена. И после, когда Люссон уже отпустил их отдыхать, Бастьен сказал, что знает причину благосклонности наставника.

— Я лучше фехтую. Отец тоже это говорит. Какие ещё причины? — спросил Окассен, раздевшись до пояса и плеща на себя водой.

Бастьен молчал, нахмурив брови. Тоже снял рубаху, зачерпнул ковшиком воды из бочки.

— Думаешь, из-за Мелинды? — спросил Окассен.

— Ясное дело, — мрачно ответил Бастьен и вылил воду себе на голову.

Речь шла о дочери Люссона. Она была ровесницей Окассена и на пару лет моложе Бастьена — то есть, лет семнадцати, но уже считалась красивейшей девушкой графства.

— Может быть, — Окассен снял с пояса костяной гребень и принялся расчёсывать свои волосы, русые и прямые, как трава. — Я слышал, мои родители говорили, мол, Люссон надеется, что я женюсь на Мелинде.

— Дядя этого хочет? — быстро спросил Бастьен.

— Не думаю. Что за приданое у дочки оруженосца? — пренебрежительно ответил Окассен.

Он быстро оделся, затянул пояс и теперь с лёгкой усмешкой наблюдал, как Бастьен тщательно протирает меч тряпкой, а потом не менее аккуратно причёсывается. Не глядя в лицо Окассену, он проговорил:

— Мелинда очень красивая. Говорят, сам граф де Брешан хотел взять её в жёны.

— Но не взял, — насмешливо сказал Окассен.— И ты напрасно думаешь, что Мелинда такая уж замечательная. Говорят, она уже порченая.

— Что?!

Глаза Бастьена так и вспыхнули. Он переживал пылкую влюблённость в прекрасную Мелинду. Она была предметом страсти многих рыцарей, включая Альома, сына их дяди Ролана, и графа де Брешана. Ходили слухи, что Люссон, очень уважаемый, но небогатый безземельный воин, хотел бы выдать дочь за Окассена де Витри.

— Кто тебе сказал такое? — с ужасом спросил Бастьен.

Окассен рассмеялся.

— Значит, нет? А я думал, ты с ней уже спал.

Бастьен всегда легко краснел, а сейчас и вовсе залился румянцем.

— Что за свинство так думать о ней и об мне!

Окассен прицепил к поясу меч, взял свой плащ и направился к замку.

— Ты идёшь?

Он был шире в плечах, чем Бастьен, хотя немного ниже ростом. Русые волосы свисали ему на глаза, и он вечно дёргал головой, отбрасывая их назад. Лицо у него было приятное, особенно, когда он улыбался, хотя улыбка всегда казалась немного хитрой и колкой.

— Иду, — хмуро отозвался Бастьен.

Его внешность была гораздо ярче — нездешняя горячая красота. Совсем уже взрослое лицо с точёными чертами, алые губы, соболиные брови. Все девушки, и деревенские, и благородные, оборачивались ему вслед. А приятели завистливо называли его счастливчиком. Ему везло в любви, в поединках, в играх. Любая покупка всегда получалась у него удачной, любое пари он выигрывал.