Счастливчик
Шрифт:
— Нехорошо убивать живых тварей по весне, — добавила Урсула. — Ведь они все плодятся в эту пору. Тем более, змея не ядовитая, это уж.
Дени отпустил ужа. Увидев это, Окассен пришёл в ярость и найденным камнем запустил в Урсулу. Хорошо, что попал в плечо, а не в голову. Урсула не заплакала, но вся сжалась от боли и с отчаянной злобой посмотрела на Окассена.
— Ты что, сдурел, братец? — закричала Николетт, обняв подругу. — Ты мог руку ей сломать или даже убить. Из-за поганой змеи!
— Подумаешь, — усмехнувшись, сказал Окассен. — Какая-то
Урсула вывернулась из рук Николетт и быстро пошла к селу, держась за плечо. Шагов через десять обернулась, снова посмотрела на Окассена своими злобными чёрными глазами и что-то прошептала.
— Свят-свят, —пробормотал Дени. — Ещё заколдует, жидовское отродье!
Николетт сидела надутая, не глядя на молочного брата. Опять он испортил всё веселье! Окассен молча смотрел вслед Урсуле, и на лице у него было странное выражение — то ли испуганное, то ли упрямое. Чтобы помирить их, Дени рассказал историю, которую слышал от сельских кумушек. Однажды проезжающий всадник обрызгал Урсулу водой из лужи. Она сказала ему: «Чтоб тебя перевернуло!». И всадник, действительно, свалился с лошади и подвернул ногу.
— Просто совпадение, — сказал Окассен.
— Да, — согласилась Николетт. — Урсула добрая, я её хорошо знаю. Она никому не станет вредить.
Этот разговор примирил детей, и они затеяли игру в салки. Первыми убегали мальчики, а Николетт их ловила. Бегала она быстро, поэтому почти сразу осалила Дени. А за Окассеном пришлось погоняться. Он не уступал молочной сестре в быстроте, но сам подвёл себя тем, что на бегу оборачивался и строил Николетт рожи. Ни краю дороги она изловчилась шлёпнуть его по спине, а потом прыгнула сзади и повалила на траву.
— Вот я тебя защекочу до смерти! — смеясь, крикнула она и принялась щекотать Окассена. Он весь извивался, нервно смеясь, а Николетт оседлала его и ударила щиколотками в бока.
— Давай, скачи, моя лошадка!
— Эй, смотри-ка! — крикнул Окассен, показывая на дорогу. — Кто-то едет!
В клубах пыли скакали трое всадников. Вороные кони, яркие плащи, незнакомые лица.
— Кузен Себастьен! — радостно вскричал Окассен, вскакивая на ноги.
Он ждал кузена с того дня, как пришло письмо из Венгрии. То и дело выбегал за ворота, а во время прогулок бежал к дороге, едва слышал топот копыт. Сейчас мечта Окассена, кажется, сбылась. Первым из всадников был юноша, совсем молоденький и одетый явно не по-здешнему, а с ним двое слуг.
— Стойте, стойте! — закричал Окассен и помчался навстречу приезжим.
Николетт и Дени бежали за ним. Первый всадник осадил коня и спрыгнул на землю. Он был такой красивый и удивительный, что Николетт прижала руки ко рту.
Ему было лет четырнадцать, и он был выше Окассена на полголовы. Глаз радовался при виде его стройной гибкой фигурки. Очень тёмные, почти чёрные волосы густыми завитками спадали из-под чудной малиновой шапочки с фазаньим пером. Брови были, как две полоски дорогого меха, глаза — тёмно-карие, бархатные. Николетт изумлённо
— Вы — Себастьен де Суэз, наш кузен, не так ли? — быстро заговорил её молочный брат. — Я — Окассен, сын вашей тётушки. Идёмте в усадьбу. Мы вас так ждали!
— Я очень рад, — с улыбкой ответил юноша. — Отец передал вам письмо и подарки.
Он говорил с заметным, но удивительно приятным акцентом. И выражение лица у него было на редкость дружелюбное, мгновенно располагающее к себе.
«Какой милый мальчик!» — подумала Николетт, и тотчас покраснела, как будто приезжий мог услышать её мысли.
— Наша усадьба — вон за тем каштаном, — взволнованно продолжал Окассен. — У вас очень красивый конь! Давай лучше сразу на ты, хорошо? Ведь мы братья. А у меня ещё нет коня. Отец обещал купить мне его через два года.
Себастьен обернулся к своим слугам и, назвав их чудными именами «Лайош» и «Миклош», отдал им приказ на странно звучащем языке.
— О! Забавно! — засмеявшись, сказал Окассен.
— Красиво, — добавила Николетт. — Научите меня говорить по-вашему, Бастьен!
Себастьен обернулся к ней с улыбкой, которая, кажется, исходила из самого сердца.
— Бастьен, вы сказали, демуазель? Мне нравится это имя. Дома меня звали Шебештен, по-венгерски. Имя Себастьен мне непривычно, так пусть лучше будет Бастьен. А вас как зовут, демуазель?
— Какая она демуазель, — с усмешкой сказал Окассен. — Это моя молочная сестра, она дочь служанки. Её зовут Николетт.
— Надо же, — воскликнул Себастьен, опять с чарующей улыбкой, —Окассен и Николетт! Как из романа.
Ни мальчик, ни девочка не читали знаменитого рыцарского романа, хотя часто слышали о нём из-за своих необычных имён.
Все вместе они направились к дому.
Подарки, привезённые Себастьеном, привели семью де Витри в полнейшее изумление. Шевалье получил полную сбрую с золотыми чеканными украшениями, а жена его — бархатную шубу, отделанную куницей. Окассену предназначался меч в ножнах из дамасской стали, ценившейся на вес золота. И множество редкостных лакомств привёз Себастьен — сушёные финики, и удивительное копчёное сало, присыпанное красным перцем, и вина в запылённых бутылках, и колбасу, благоухавшую так, что у всех слюнки потекли.
Хозяева Витри и их челядь восхищённо разглядывали подарки, а также слуг Себастьена — высоченных длинноусых молодцов в шапках с волчьими хвостами. А Себастьен передал шевалье большой ларец, полный золотых монет, и спокойно сказал:
— Эти деньги отец прислал вам, дядя, как благодарность за моё будущее обучение.
Шевалье замигал растерянно — ни разу в жизни ему не доводилось видеть такого количества денег сразу.
— Что вы рты разинули, бездельники! — крикнул он слугам. — Носите на стол! Гости голодные с дороги!