Счастливчик
Шрифт:
– Когда-нибудь, когда я буду полностью располагать собой, я перестану обращать внимания на сегодняшнюю дату, - улучив минутку, когда все отвлеклась на стайку любопытствующих дельфинов, шепнул Павел Иммануилу. – Не люблю этот день. И не желаю праздновать с таким пафосом.
Иммануил понимающе кивнул. Праздника с таким размахом он сам себе тоже не пожелал бы.
Вскоре тонко понимающая настроение брата Наталья приблизилась к государыне Софье Александровне. Они пошептались, после чего шумная гульба была потихоньку сведена к минимуму. Освещенная яхта «Штандарт» вернулась к берегу и встала на якорь. Утомленные разряженные барышни почувствовали окончание праздника, как-то все вместе окружили Павла, чтобы поздравить еще раз.
Длинный день закончился далеко за полночь.
Иммануил
Комната великого князя была освещена лишь круглым плафоном над невысокой дверью. Павел стоял у стола, перебирал какие-то бумаги. Он уже скинул парадный китель и явно собирался ложиться спать.
– Оу… – только и смог выдохнуть великий князь, когда увидел друга.
Иммануил и сам знал, что восточные ткани ему чрезвычайно к лицу, а этот персидский, длинный и просторный шлафрок был его любимым одеянием для спальни. Юноша прошел к расположенной у стены постели, к сожалению, по-солдатски неширокой, своевольно уселся и молча уставился на друга горящими синим пламенем, чуть раскосыми глазами. Словно под гипнозом, Павел положил свои бумаги на стол и медленно приблизился к кровати. С легкой растерянностью наблюдал, как ловкие руки Иммануила избавляли его от белья, расстегивали тонкую нижнюю рубашку. Он остался голым, как в день своего рождения. Впрочем, это и был день его рождения. Павел не успел усмехнуться промелькнувшей кстати мысли, тут же потерял ее во вспышке разноцветных эмоций, потому что Иммануил приподнялся с постели и одним скользящим движением избавился от своего ханского халата, ослепив друга совершенством тонкого тела. Следуя молчаливому приказу светлых глаз, Павел улегся на постель. Иммануил перекинул через его талию длинную ногу, усевшись верхом, как на горячего жеребца. Провел тонкими пальцами от ключиц к темным овалам сосков, вызывая мелкие щекотные мурашки. Павел был совсем не готов к тому, что его друг вдруг захватит мягкими губами чувствительную горошинку соска и неожиданно сильно ущипнет за другой. Тело задрожало от резкой и быстрой, словно укол иголочкой, боли и сразу – от необыкновенно волнительного ощущения горячего языка вокруг затвердевшего соска. Павел обхватил своими руками тонкую шею. Иммануил поднял взгляд, наполненный бесстыдным удовольствием.
– Ты собираешься меня задушить? Или остановить?
– Нет, но… - прошептал сбитый с толку Павел, лишь чтобы как-то отреагировал на происходящее.
Иммануил выпрямил спину и приподнял бедра, показывая великому князю свое возбуждение.
Павел с трудом отвел глаза от великолепного твердого, гладкого органа, почти касающегося впалого живота. Его собственный член заныл от резкого прилива горячей крови. Иммануил подался вперед, оперся ладонями на постель, за плечами Павла и прижал свой воинственно торчащий орган к налившему члену друга. Юноши одновременно простонали. Это было так приятно - до одури и потери контроля над собой. Великий князь привычно придержал Иммануила за бедра. Но у князя были несколько иные планы. Немножко потершись о пах Павла, горячо поцеловав в губы, Иммануил отпрянул и вновь уселся на колени. Скользнул рукой по твердому стволу друга, будто любуясь его готовностью. Пощекотал большим пальцем щелочку, стимулируя большее выделение вязкой жидкости. Павел сжал губы и зажмурился - удовольствие от манипуляций становилось невыносимым. Дальнейшие действия Иммануила заставили его раскрыть глаза и задохнуться от внезапного сердцебиения – порочный красавец приподнялся над ним, обхватил его член у основания и медленно провел им между своих ягодиц, прижимая к раскрывшейся ложбинке.
Иммануил хитро смотрел в ошалевшее от возбуждения лицо друга. Он так желал ощутить внутри себя этот твердый орган! Юноша не зря тщательно подготовил себя, логично предположив, что на месте у него не хватит терпения. Иммануил широко развел колени и осторожно направил в себя напряженный покрасневший член. Несдержанно застонал сквозь зубы –
Иммануил уже признался себе, что ему бесконечно нравились запретные для мужчины ощущения движения внутри. Сладострастно насаживаясь на эрегированный орган, натягивая себя, раскрывая для вторжения, юноша переживал самые яркие впечатления – смесь из острого стыда, физического напряжения, боли и удовольствия.
Он не обращал внимания на Павла, прикусывающего губы, одуревшего от того, что видел и чувствовал. Ему было так преступно хорошо, что он толкался стройными бедрами, все сильнее и быстрее, получая невозможные ощущения, нагибаясь чуть вперед, чтобы упругий орган при погружении прижимался головкой к твердому бугорку, рассылающему по венам стремительные пьяные токи. Впервые – сам контролируя движения, глубину и темп, словно верхом на породистом жеребце, вверх-вниз. Не подчиняясь, не отдаваясь, несмотря на принимающую роль. Нет, на этот раз Иммануил был старшим и главным, наслаждаясь сам и даря удовольствие, управляя любовным соитием. Его рука ритмично скользила по собственному напряженному члену, подводя к самой черте.
Вскоре Иммануил почувствовал, как Павел начал подкидывать бедра, и положил свои пальцы на руку друга.
– Хочешь сам? – задыхаясь, поинтересовался Иммануил. Павел кивнул.
Ощутив на своем члене осторожные движения чужой ладони, Иммануил чуть не сбился с заданного темпа – так удивительно было чувствовать не свою руку на ставшем необыкновенно чувствительным органе. Павел быстро осмелел, справился со смущением и волнением. Юноши слаженно задвигались, соединяя голоса в тихих постанываниях, подбираясь к вершине общего наслаждения. Иммануил не выдержал первым, от двойной стимуляции ярким восторгом полыхнул мир, вынуждая вскрикнуть, откинуться, сжаться. Павел судорожно обнял друга за талию, толкаясь в ставший невозможно тугим проход. Удовольствие накрыло жаркой волной, словно в шторм, от которого не было спасения.
Павел тревожно смотрел в еще озаренное блаженством лицо Иммануила.
– Мануэль… - прошептал и знакомо коснулся губами изящной шеи. – Как ты так… смог?
– Почему бы нет? – улыбнулся Иммануил. – Тебе ведь понравилось? Было хорошо?
– Более чем,- выдохнул Павел. – Мне так никогда не бывало, - он вдруг покраснел и выпалил скороговоркой. – Но ведь тебе должно быть… больно?
– У меня несчастное выражение лица? – поинтересовался Иммануил.
Павел отрицательно качнул головой.
– Сейчас бы опиума покурить… - Иммануил прикрыл глаза, нарочно изобразил томную элегию, из-под опущенных ресниц наблюдая за удивленным любовником.
Эффект был достигнут, Павел совсем забыл про свои сомнения. Иммануил засмеялся, прерывая начавшего было гневную тираду великого князя по поводу его шутовства в такой неподходящий момент. Изящно изогнулся, обнял голыми руками друга за плечи, горячо прошептал на ухо:
– А я, представь себе, за сегодняшний день не успел даже тебя поздравить. С днем рождения, дон Паоло.
На следующий день участники торжества страдали «мигренью» – жаловались на ломоту в голове и мушки перед глазами, пили холодные напитки и лежали в шезлонгах, томно прижимая пальцы к вискам. Особенно комично выглядели перепившиеся накануне великие князья. Барышни, в легких утренних платьях, на контрасте – свежие и веселые, милосердно пытались облегчить участь страдающих, обмахивали кавалеров веерами и подзывали слуг с лимонадами и холодным арбузом. Государыня принимала весь этот фарс на свой счет, ибо была подвержена периодическим головным болям, и вид старательно изображающих «ее» недуг великовозрастных юнцов был ей глубоко оскорбителен. Впрочем, государь и прочие взрослые добродушно подтрунивали над обессиленной возлияниями компанией.