Щенки. Проза 1930-50-х годов (сборник)
Шрифт:
Свечка вспыхнула ярко, но он, не взявши письма, стал ходить по комнате и старался сообразить, погасил ли он фитиль, уходя из дому, или нет.
Он никак не мог этого вспомнить и не мог отделаться от мысли, что именно в сильные морозы загораются пожары, и хотя это происходит от сажи в дымоходах, от сухого дерева фахверков, и в особенности балок и т. п., но, вероятно, можно найти еще кое-какие и совсем другие причины.
Он поглядел на свои пальцы, но на них, конечно, не было коричневого следа, а была видна краснота от теперешнего ожога.
Наконец он решил, что найти
Он быстро вышел из библиотеки, захлопнувши дверь, но, торопясь в темноте коридора, видимо, перепутал, так как неожиданно попал на открытую галерею.
Слева ее огораживала низкая зубчатая стена. Далеко внизу под луной блестел лес. Пол галереи был покрыт глубоким нетронутым снегом. Видно, никто в замке ею не пользовался. Вдоль нее по снегу вел только один ряд круглых неглубоких следов, на которые Вольф некоторое время смотрел, разглядывая их бессознательно. Он заметил только, что небо посветлело, а вокруг луны уже не было нимба. Видно, морозу надлежало спасть.
Решив искать дорогу сначала, Вольф вернулся, шаря рукой по стене, на слабый свет, к библиотеке. Дверь была полуоткрыта.
Он уже хотел, не входя туда, идти к герцогу, как вдруг, задевши глазом стол, увидел, что письма на нем нет.
Обеспокоенный, он решил, что оставить его было неосторожно, а надо было, как получил, так и отдать герцогу в руки. С этим он вошел в комнату и, к счастью, сразу увидел письмо. Оно лежало на полу недалеко от стола. Наверное, его смахнуло ветром, когда открывалась дверь.
Но когда Вольф перевел взгляд направо, он вздрогнул от неприятного изумления. Все книги двух последних шкафов, которые он только что просматривал, были в беспорядке разбросаны по полу. Вокруг них были лужицы следов. Вольф огляделся и тихо окликнул: «Ваше Высочество!» – но никто ему не ответил. Тогда он, думая, что наследил сам, и удивляясь своему беспамятству, стал складывать книги в шкаф, как вдруг его глаза остановились на медных застежках, имеющих форму двойной секиры с монограммами. Как раз о таких застежках говорилось в письме. Странно, что книга была раскрыта. Он схватил ее и стал листать. Действительно – это была именно та, которую он искал. Захлопнув ее и захватив письмо, Вольф поспешил к герцогу.
Скоро он с теми же тремя ездовыми, которые чертыхались про себя, скакал домой с сочинением, засунутым в футляр, рядом с арбалетом.
Лес был напряжен, тихий, только часто встречались уходящие к нему следы.
Лошади прижимали уши, храпели, показывая зубы, и ускоряли рысь.
Оставивши слуг в мастерской хлопать руками по бокам и раскладывать огонь под любым из тиглей, Георг вынул закоченевшими пальцами из сумки рукопись, поднялся по лестнице наверх, засветил огонь и подошел к колыбели.
Он испугался, когда увидел, что Мальхен там нет. Коптилка разгорелась. Взглянувши вниз, Вольф рассмеялся вопреки обычной серьезности, с которой он смотрел на свою дочь последние недели, так как увидел, что она лежит около кровати в своем стеганом платье, с босыми закоченевшими ногами, и крепко спит на полу.
Видно, она упала во сне, –
подвижно глядя перед собой. Потом, вспомнивши, нагнулся над книгой.
Скоро он извлек из нее по описаниям буквы, которые, впрочем, скорее смахивали на знаки и были довольно однообразны.
Он долго практиковался в рисовании этих знаков, но пока недоумевал, как прочтет их. Он не находил шифра. Потом, руководствуясь тем, что было сказано в книге, он вырезал эти знаки и попробовал их сложить. Дело в том, что чуть ли не большая часть текста в рукописи была посвящена именно описанию комбинации знаков, но это и естественно, если считать их буквами или слогами. Выделив предполагаемые гласные, он долго бился, но ничего, кроме бессмыслицы, нельзя было прочесть. Он продолжал искать ключ к шифру, но не мог понять темного изложения.
Наконец Вольф опустил голову на кулаки и задумался. Полуразобранный очаг, несколько закопченных кастрюль, не сложенная печка и неподвижная колыбель; заклеенные, заледенелые окна, которые уже прорезывались слабым утренним светом, – ничто не привлекало его внимания.
Вдруг он очнулся и с удивлением увидел, что если приложить указанный ключ как музыкальный, то лежащее перед ним как бы случайное сочетание знаков можно будет не прочитать, а пропеть.
Но в этот момент он услышал по лестнице легкие, быстрые прыжки, от звука которых вздрогнул и встал. Дверь стала тихо открываться. Георг смотрел (брови сведены, кожа переносицы наморщена, напряженные веки так и налегли на глазные яблоки) прямо на то место, где должно было появиться лицо.
Но никто не показывался. Вдруг он увидел, как гораздо ниже из двери метнулось серое, покрытое инеем животное, и закричал от неожиданности. Оно подскочило к столу, захватило зубами, положив морду набок, сложенный из кусков бумаги ряд и, спутавши при этом остальное, держа несколько клочков в оскаленном рту, попятилось к лестнице, глядя на Вольфа маленькими своими звериными глазами.
А Вольф, остолбеневши, стоял, тоже пристально уставив на него свои серые глаза.
Наконец оно юркнуло за дверь, и он услышал звяканье когтей, потом дружный испуганный крик трех голосов и треск наружной двери. В ту же секунду он услышал еще один звук. Это был тонкий, тихий скрип, который постепенно превращался в вой. Потом он догадался, что это воет он сам.
Продолжая глядеть вслед убежавшему волку теми же неподвижными оловянными глазами, Георг все шире разевал рот, обнажая зубы, и бесконечный устрашающий вой становился отчетливее и громче.
Слуги внизу в крайнем ужасе выскочили на улицу и побежали, теряя свои меховые плащи. Двери домов открывались, и в серых рассветных сумерках появлялись полуодетые люди, трясущиеся, с перекошенными ртами, и застывали, поднявши головы кверху.
Вооруженные, закутанные фигуры, провожавшие утренние повозки с дровами, соломой или свеклой, пригнувшись к шеям ошалелых лошадей, напрасно старались справиться с ними, а опрокинутые повозки одиноко чернели в снегу, оставленные убегающими хозяевами.