Седьмая чаша
Шрифт:
— В этом весь Билкнэп. Как-нибудь при случае я расскажу тебе о нем.
Гай развел руками и повернулся к Эллен.
— Ну-с, как наш Адам?
— Позавтракал. И даже улыбнулся мне!
— Значит, делает успехи.
Гай подошел к Адаму и осторожно прикоснулся к его плечу. Мальчик перестал исступленно шептать и поднял свое изможденное лицо.
— Мне нужно молиться, доктор Малтон. Я и без того потерял много времени.
Гай присел на корточки и стал вглядываться в лицо больного, а я подивился гибкости его тела.
—
— Если не возражаете, я пойду проведать других пациентов, — произнесла Эллен. — Сисси сегодня чего-то хандрит… Боюсь, с рукоделием у нее ничего не выйдет…
— Спасибо вам за все, что вы делаете! — искренне поблагодарил Гай.
Женщина присела и удалилась. Ее длинные каштановые волосы, выпущенные из-под чепца, взметнулись, накрыв плечи и спину шелковистой пелериной. Я повернулся к Гаю. Тот открыл Библию и пытался разговорить Адама.
— Если ты внимательно почитаешь Писание, то увидишь: Иисус не хочет, чтобы Его последователи страдали без нужды. Он мечтает о том, чтобы они жили в окружающем мире, а еще больше — чтобы они жили в гармонии с ним, а не превращались в отшельников, каким сделался ты.
— Но Господь посылает людям испытания, проверяет их веру на прочность. Вспомните Иова. Он насылал на него одну невзгоду за другой! — воскликнул Адам и стукнул костлявым кулачком по полу.
— И тебе кажется, что Бог испытывает и тебя?
— Я надеюсь на это. Вечно страдать в аду все же лучше, чем быть отринутым Богом. Но все равно я так боюсь преисподней! Так боюсь! В Книге Откровения я прочитал…
— Читай Евангелия четырех апостолов, Адам, и ты поймешь, что ни один из тех, кто раскаялся, не бывает отвергнутым. Взгляни на Марию Магдалину…
Не дослушав Гая, Адам отчаянно помотал головой, согнулся и вновь принялся молиться, беззвучно шевеля губами. На его тощей шее бусинами выпирали позвонки. Гай вздохнул и поднялся на ноги.
— Я оставлю его на несколько минут, — сказал он. — Такова наша договоренность.
— Друг мой, — восхитился я, — твое терпение бездонно, как море.
— Я иду по следу тайны, пытаюсь разгадать болезнь, наблюдаю за реакциями Адама.
— Ты не оставишь ему Библию?
— О нет! Иначе он станет читать все, что связано с Божественным проклятием, отлучением за грехи, и впитывать все это в свое сердце. Я ломаю голову над тем, что послужило отправной точкой его недуга. С чего все началось? Случается так, что душевнобольных заставляют замыкаться в себе какие-нибудь ужасные события, происходящие вокруг.
— Его мать до сих пор предполагает, что он рассердился за что-то на них с Дэниелом.
— Возможно, отчасти она права, но это далеко не вся правда.
Гай смотрел на скрюченную фигуру Адама, задумчиво потирая подбородок.
— А мне вот интересно другое, — заговорил я, — какой
Я рассказал Гаю про то, в чем покаялся мне Билкнэп, и про убийство Фелдэя. Я говорил шепотом, чтобы меня не услышал Адам, но он был до такой степени погружен в молитвы, что вряд ли расслышал бы хоть слово, даже если бы я кричал. С минуту Гай стоял, погруженный в раздумья.
— Думаю, внутренний мир убийцы очень отличается от того мирка, который сотворил для себя Адам. Но кажется, он находится в состоянии столь глубокой одержимости и восхищения самим собой, что с этим уже ничего не поделаешь. Известно ли тебе, Мэтью, что в Библии всего несколько раз говорится об одержимости, причем в Новом Завете — ни разу.
— А Иоанн Богослов? А Книга Откровения?
— Без этой книги христианство, безусловно, было бы лучше. В ней превозносится только жестокость и разрушение, она учит тому, что уничтожение человеческих существ не только ничего не значит, но, напротив, может доставлять наслаждение. Она есть зло. Неудивительно, что именно ее выбрал убийца.
Гай вздохнул.
— Мэтью, мне придется поработать с Адамом некоторое время. Сегодня вечером мы с ним еще поговорим. А за надлежащий уход можешь не волноваться: он ему теперь обеспечен. Шоумс и его хозяин Метвис здорово напуганы судом.
— Гай, — нерешительно проговорил я, — можно мне попросить тебя об одном одолжении?
— Ну конечно же!
И тогда я рассказал ему про беду с глазами Чарльза Кантрелла.
— Разумеется, — ответил Гай, — я осмотрю его, но до той поры сказать, в чем его беда, не могу.
Мой друг серьезно посмотрел на меня и добавил:
— Возможно, у него какая-то пустяковая болезнь, но не исключен и другой вариант: он действительно может окончательно лишиться зрения.
— Так пусть хотя бы знает, что его ждет, а не мучается неопределенностью.
Я оставил Гая и Адама вдвоем, на сей раз — с легким сердцем. По пути я заглянул в маленькую гостиную. Эллен сидела рядом со своей пациенткой Сисси и помогала женщине с ее рукоделием — так же терпеливо, как и Адаму. Сисси, сгорбившись, сидела на стуле, устремив невидящий взгляд в пол.
— Возьмите иголку, милая, — говорила Эллен. — Блузка выйдет просто на загляденье!
Мне подумалось, что эта женщина обладает поистине ангельским терпением. Она, без сомнения, услышала, как я вошел в дверь, но глаз не подняла.
В тот вечер я велел Джоан приготовить к ужину густое жаркое из курицы. Гай, как всегда пунктуальный, пришел в шесть часов, и мы сразу сели за стол. Тамазин сообщила мне, что Барак, как обычно, отправился выпивать с друзьями. Голос у нее был усталый и злой. Это был дурной знак. Пока мы ужинали, я во всех подробностях рассказал Гаю историю с Фелдэем.