Седьмая чаша
Шрифт:
— Эллен служит в вашей больнице, даже если когда-то она являлась ее пациенткой. Так какого же дьявола вы с ней так поступаете?
Шоумс расхохотался мне в лицо.
— Это она вам сказала, что когда-то была пациенткой? Она и сейчас пациентка! И всегда ею будет! Я позволил ей выполнять кое-какие обязанности смотрителя, поскольку у нее получается находить общий язык с пациентами, хотя она и проявляет по отношению к ним излишнюю мягкость.
Он посмотрел на женщину.
— Но иногда она начинает задаваться, и тогда
Шоумс перевел взгляд на Эллен, которая все так же стояла, прижавшись к стене. Она тяжело дышала и старалась не смотреть на закрытую дверь.
— Вот именно в этом и заключается ее безумие, — с жестокой откровенностью продолжал говорить Шоумс. — Она не может выходить на улицу, твердит, что окружающий мир крутится и шатается и хочет проглотить ее. Эллен такая с тех пор, когда банда молодых людей напала на нее в Суссексе, откуда она родом, и до срока сделала ее женщиной. Ну что, разве не так было дело, Эллен?
Эллен заставила себя отлепиться от стены и молитвенно сжала руки на груди.
— Да, мастер Шоумс, — тихо проговорила она и перевела взгляд на меня.
Ее удлиненное лицо залила краска стыда.
— Теперь, мастер Шардлейк, вы знаете обо мне все.
Один бог знает, какую жалость я испытал по отношению к этой несчастной женщине, но какое-то внутреннее чувство подсказало мне: если я покажу это, ей будет только хуже.
— Не важно, Эллен, — проговорил я. — Послушайте, бедный Адам в отчаянии. Не могли бы вы пойти вместе со мной, чтобы помочь ему? Вам лучше других удается общаться с ним. Если, конечно, вы в состоянии…
Она с благодарностью посмотрела на меня и тихо ответила:
— Да, конечно.
Эллен шатко пошла по коридору, нащупывая на поясе связку ключей. Я повернулся к Шоумсу.
— Надеюсь, Адам не слишком встревожился из-за этого инцидента. В противном случае я буду вынужден поставить в известность суд.
Шоумс окатил меня злобным взглядом. Посмотрев на Гибонса, стоявшего за его спиной, я увидел в глазах верзилы что-то сродни восхищению.
Я подошел к Эллен, стоявшей у закрытой палаты Адама.
— Эллен! — кричал он изнутри. — Что они с тобой сделали?
— Со мной все в порядке, — откликнулась женщина. — Я здесь.
— А доктор Малтон разве не приехал? — спросил я.
— Нет, сэр. Мы его ждем, но он до сих пор так и не появился.
Голос и поведение Эллен были уже почти нормальны, хотя в ней еще чувствовалась неуверенность, словно она приходила в себя после дурного сна.
Женщина открыла дверь. Прямо за порогом стоял Адам. Он подошел к двери настолько близко, насколько позволяла ему цепь, которой он был прикован за лодыжку. Его лицо было красным от напряжения, но при виде Эллен на нем появилось облегчение. Она вошла в палату.
— Как ты? — спросил он. — Я слышал, как ты кричала.
— Все
Мальчик нерешительно сел.
— Это доктор Малтон придумал принести сюда табуретку. Пусть, дескать, парень лучше сидит, чем валяется на полу во время своих молитв.
Только сейчас до меня дошло: а ведь Адам впервые проявил заботу о ком-то другом! И тут же он повернул ко мне свое блеклое лицо и произнес нечто, чего я не смог понять:
— Мое беспокойство об Эллен было богоугодным. Подтвердите это, сэр, если вас спросят. Я больше не грешил — даже в помыслах! Я не такой, как женщина этого богомерзкого викария.
Тут Адам безобразно раззявил рот и упал бы на колени, если бы Эллен его не подхватила.
— Ну же, Адам! — проговорила она.
Мальчик закрыл лицо руками и заплакал.
И тут кусочки головоломки в моем мозгу встали по местам. Его викарий, отец Мифон, дружил с преподобным Ярингтоном. По словам Тимоти, парень, навещавший Абигайль, был высоким и темноволосым. Точь-в-точь как Адам. Сейчас, правда, он напоминал ходячий скелет, но, по словам его матери, до того, как парень впал в состояние этой сумасшедшей одержимости, он был хорош собой.
Я шагнул вперед.
— Адам, имя Абигайль тебе что-нибудь говорит?
Мальчик вырвался из объятий Эллен, упал на пол и отполз к стене, с ужасом глядя на меня.
— Мой грех открыт! — зашептал он. — О Боже, прости меня! Не отвергай!
— Что вы делаете, сэр? — с возмущением спросила Эллен.
— Поворачиваю ключ, который должен быть повернут.
Присев на корточки рядом с мальчиком, я спросил как можно более спокойным голосом:
— Адам, как-то раз ты пришел в дом преподобного Ярингтона с посланием от твоего викария.
Он смотрел на меня глазами, полными ужаса.
— Да.
— Абигайль увидела тебя и зазвала к себе. Ей был нужен молодой. Она научила тебя вещам, о которых ты грезил, но никогда не испытывал. Я прав?
— Откуда вы это знаете? — шепотом спросил Адам. — Господь назначил вас орудием своего возмездия?
Я позволил себе улыбнуться.
— Нет, Адам. Мальчик из конюшни Ярингтона кое-кого видел, и я только что понял: он видел тебя. Вот и все. Абигайль сбежала, и мне необходимо найти ее, чтобы распутать дело.
Я не сказал Адаму, что Ярингтон убит.
— Это мой великий грех, — проговорил Адам. — Я знал: если мои родители и церковь узнают о нем, они отвергнут меня, поскольку тогда я утрачу право быть среди Божьих избранников. Вы не расскажете об этом моим родителям, сэр?
— Нет, не расскажу. Обещаю тебе.
— В ее руках я превращался в податливый воск, — продолжал свой рассказ Адам. — Господи Иисусе, я оказывался совершенно беззащитным. Ее, должно быть, прислал сам дьявол!