Седьмой урок
Шрифт:
— А ты, землячок, вижу, тоже зимой в речке купаешься? — Прудников с любопытством разглядывал встречного.
Паренек поспешно расправил примятую, влажную гимнастерку:
— Зимой! У тебя все еще зима, шофер. Люди давно уже весну празднуют. Песни поют. Цветы собирают.
— Послушай, парень, ты что — ты, неверно, из Союза писателей приехал стихи читать?
— Не. Девушка тут у меня. Может, слыхал — Янка Севрюгина?
— Есть такая девица на свете.
Машина и незнакомец
— Вовремя приехал, парень! — бросил на прощанье Прудников.
— Вовремя, говоришь? — насторожился паренек. — Почему вовремя?
— Такое у меня впечатление. Торопись, в общем. Не зевай. Желаю удачи. Между прочим, тут по соседству в роще подснежники для букетов произрастают.
Огни над кручей
Янке почудилось — кто-то вошел в комнату. Но дверь была заперта! Она сама заперла на ключ. Может, когда уходила Татьяна?.. Янке стало страшно, бывало так в детстве во время кошмаров, она чувствовала чье-то присутствие, ощущала дыхание.
Янка вскочила — в дверях стоял Максимчук.
— Арник, ты!
Арник хотел подойти, но Севрюгина отшатнулась.
— Не смей. Оставайся там. Ты кто? Ты привидение?
— Янка, смешная, это я. Я — Андрей.
— Неправда. Как ты попал сюда?
— Мне Татьяна написала.
Имя Татьяны отрезвило Севрюгину, исключило все нереальное.
Несомненно, перед ней был Арник, курносый, румяный — такой, как есть, румяный, как всегда.
— Как ты добрался? Кругом лед…
Арник примостился на самом краешке дивана.
— Думал, до смерти закружит. Льдин нагнало горы.
— Ты что, на самолете?
— До колхоза на автобусе. Оттуда пешочком. Да тут рукой подать.
— А через реку?
— И через реку пешочком. А что? Буран утих. Тепло. Красота.
— Оголтелый!
— Так я выше по течению поднялся, к островам. Там лед между островами сбило, хоть трактором проходи.
— Сумасшедший! Лунатик! Только сумасшедший мог реку перейти…
— А разве я мог остаться на спокойном берегу?
— Нет, ты сумасшедший.
— За ответом пришел, Янка. Слово твое услышать хочу.
— Не знаю, Арник, не знаю… — Она отодвинулась еще дальше, в уголок. — Ничего сейчас сказать не могу. Я очень больна, Арник. Очень. Все завертелось…
— Слово у тебя есть?!
— Ничего не знаю. Ничего. Оставь меня, забудь.
— Человек ты или кто?
— Говорю — забудь.
— Янка!
— Не надо, Арник. Лучше расскажи о себе. Как добрался. Там же — пекло. Я видела, была на реке.
Арник только головой тряхнул.
— О чем говорить!
Глаза у Янки беспокойно забегали.
— Здесь
— Да, мне в колхозе сказали. Я тогда здорово распсиховался.
— Испугался?
— Ясно. Боялся, что не успею к тебе проскочить.
Задумался.
— Удивительно люди живут. Вообще, на земном шарике. По квадратам. В одном квадрате солнышко, в другом потоп. А я не могу спокойно сидеть на солнышке, когда в соседнем квадрате полундра.
Янка смотрела на Арника, пытаясь что-то понять.
— Не верится, что ты здесь. Так сразу, вдруг!
— Как ты сказала: вдруг или друг?
— Странный ты. Конечно, друг.
— Спешил к тебе, Янка, — он внезапно прижался к ее коленям, целовал колени, руки, — Янка, дорогая, глупая девочка…
Она все еще разглядывала его, не отнимая рук и не отвечая на порыв.
— Ну, как ты шел по льду?
— А так, прыгал с льдинки на льдинку.
— Ненормальный. Ну, зачем ты пришел? Зачем?
Взгляд Янки утратил безучастность, растопились стекляшечки — это ее словечко: «стекляшечки». Признавалась подругам — если люди чужие, смотрит на них сквозь защитные фильтры-стекляшечки. С такими фильтрами можно что угодно говорить — одно говорить, а другое думать.
Арник хотел обнять девушку, она отодвинулась.
— Сюда могут войти.
— Рассудительной стала!
— Приходится. Нас могут увидеть.
— Ну и что ж? Пусть видят. Имею право к другу придти? Разве ты не рада мне?
— Что ты, Арник. Я по-настоящему обрадовалась тебе. Честно говорю.
И сейчас же, озабоченно:
— Ты у кого остановился?
— Ни у кого. Прямо к тебе.
— Ко мне? Оголтелый. Разве это можно?
— Если не можно — переночую в колхозе. А утром…
— И думать не смей. Прямо оголтелый парень. Я устрою тебя здесь. В поселке. Скажем, что ты мои брат. Двоюродный брат.
— Смешное слово! Ты всегда была какой-то двоюродной. Зло берет от этого слова. Нет, ты прямо скажи: родная ты или двоюродная?
Почему она медлит, почему не ответит прямо? Что происходит с ней? Что будет сегодня, завтра? Вдруг она заметила кольцо на пальце Арника.
— Ты сохранил?..
— Да, сохранил. Запомнил, что сказала.
Янка все еще смотрела на кольцо, напомнившее юность.
— Я за тобой, Янка!
— Что ты, Арник? Как у тебя все легко.
— А что тянуть!
— Но я еще ничего не обдумала. Даже совсем ничего не думала.
— Да ты не сомневайся, девочка. Хорошо заживем. Я вернулся классным шофером. Пойду на заочный. Людьми заживем. У тебя тоже специальность хорошая.