Семь миров: Оракул
Шрифт:
— На смерть вы меня уже отправили как-то раз, — задумался Ёнк. — А я всю свою жизнь служу Императору, имя его каждый день произношу в клятве, за него сражаюсь и рискую, и координаты я доложу ему лично, это дело моей жизни, пусть даже именно ею мне и придется расплатиться.
— Вы безумец, — обвинил его генерал. — Живым от него вы действительно не выйдете.
— Я делаю это не из-за прихоти, — ответил Енк. — А потому что не доверяю вам и не доверяю никому в этом мире, кроме него. Шпионы и прослушка повсюду, вам ли не знать.
Ёнк замолчал. Дверь
— Я отведу его, — глухо произнес он.
— Господин Кюзиций?! — сильно удивились генералы, одновременно встали и поклонились. — Но если вы сделаете это, преступление ляжет так же и на ваши плечи, и вы знаете, какова будет плата.
— Нет времени ждать, — произнес он и встал. — Заковать его в моей чаше. Вылетаем немедленно! — приказал он вошедшим в зал солдатам.
Чашами на Пацифе называли машины, работающие на водородном топливе, на которых перемещались от одного звена к другому. Ёнка взяли под руки и повели в нижний отсек на стоянку. Пациф хорошо понимал, что навеки переступил черту, вернуться назад он уже не сможет никогда, потому что в одиночку пошел против системы, и теперь нужно было идти до конца. Он слышал сзади себя шаги и знал, что Кюзиций следует прямиком за ним. Он чувствовал на спине своей мурашки от его испепеляющего взгляда, но шел уверенно и ровно, несмотря на невыносимую усталость, оставленную на память от космоса.
Новая модель чаши, выпуск которой он пропустил за время отсутствия, его поразила, на закате своей цивилизации пацифы создали модель идеальных пропорций. Ёнк почувствовал эстетический восторг, потому как ничто так не радовало и не насыщало его эмоциями, как идеально спроектированная машина. Она зависала в воздухе мягко, как перо, искрилась в лучах прожекторов, медленно оборачиваясь по оси и не издавая ни малейшего звука. От неё пахло дурманящей свежестью сошедшей с конвейера новинки. Бесшумно выдвинулись световые ступени, и, почувствовав легкий толчок в спину, он наступил на подсвеченный воздух и вошел. Чаша была точно соткана из света. Все было прозрачным и невесомым. Воздушные кресла были расставлены по кругу, как и в устаревших образцах. Он погрузился в кресло, стражники сразу приковали его к сидению, лишив возможности двигаться.
Кюзиций сел напротив и, прикоснувшись рукой к центральному треугольнику, витающему над монитором, призвал чашу лететь. Внутри они остались только вдвоем.
Машина вознеслась молниеносно, и город четвертого звена остался далеко внизу. Краем глаза Ёнк посмотрел вниз, ничего привлекательного он не увидел, мертвая, серая микросхема, сложенная из бесчисленного количества домов военных пацифов, некоторые из которых были порушены взрывами.
— С кем воевали пацифы? — тихо спросил Енк.
— С крамами, — холодно ответил господин.
Енк кивнул.
— Одним из членов экспедиции была крамовская жрица, не так ли? — спросил господин.
— Так, — ответил Енк.
— И вы не смогли убить ее? — строго спросил он.
Енк долго молчал, а потом вдруг отчего-то
— У меня была возможность, и была предпринята попытка убить, но я не смог.
— Вы успели привязаться к мутантам?
Ёнк молчал.
— Не то чтобы…
— Нет-нет, именно так, привязаться настолько, чтобы не смочь убить! — с раздражением ответил за него Кюзиций.
Пациф кивнул.
— Кто вы, Кюзиций? — спросил он.
Господин улыбнулся, словно давая Ёнку время подумать над ответом.
Кюзиций был вхож в центральное звено, а значит, был рожден в нем. Он принадлежал к высокой знати, и, судя по тому, что занимался Ёнком лично, имел прямое отношение к секретному отсеку. Он был с ног до головы облачен в серое, что не связывало его не с одним из звеньев, а летательный аппарат его был уникальным и экспериментальным, словно взятый напрокат из будущего.
— Я возглавляю секретный отсек, — спокойно произнес он.
Ёнк прищурился. Пред ним сидел человек, которого условно ни для кого не было, человек, который знал больше всех, раньше всех и, по слухам, предугадывал будущее.
Ёнк совершил поклон головой, проникшись непререкаемым уважением, хорошо отдавая себе отчет в том, с кем находится рядом, и впервые почувствовав неловкость за свое поведение. Он лишь молчал.
— Я никогда не ошибаюсь… — произнес Кюзиций и продолжил: — Знаете ли вы, почему я отобрал для этого задания именно Вас?
Ёнк отрицательно кивнул.
— Я знал, во что бы то ни стало Вы пойдете до конца, я был уверен, что Вы убьёте их, холодно и бессердечно, не допустив в себе привязанность или сантименты, — пренебрежительно продолжал он. — Я выбрал Вас потому, что вы машина без сердца и чувств, но я ошибся.
— Вы ошиблись, — тихо произнес Ёнк.
— Если бы вы убили свидетелей, то лишили бы другие миры координат, мы бы полетели на Спасительную планету одни. Мутанты сгинули бы. А теперь нас ждет война! И именно вы тому виной! И я, потому как ошибся в вас.
— Вы просто не знаете истины, — тихо ответил Енк.
Кюзиций не показывал эмоций, и все же бровь его дрогнула.
— Истины?!
— Я хочу открыть Императору не только координаты, но и истину о происхождении Семи миров. Мы все один народ, они не мутанты, и я уверен, что, узнав это, Император проявит милосердие.
Кюзиций изменился в лице. И посмотрел на восемьсот седьмого еще более разочарованно.
— Посмотрите вниз, восемьсот седьмой! — приказал господин. — Что вы видите?
Енк опустил взор вниз. Они залетели в прозрачный тоннель соединявший четвертое и третье звено. В этом месте хорошо просматривались нижние звенья, заключенные в прозрачных пузырях. Огни внутри них горели совсем тускло.
— Я вижу нижние звенья, — ответил Енк.
— Ты видишь мертвецов, — произнес Кюзиций. — Звездолетов на всех не хватает, об этом узнали в нижних звеньях. Рабы устроили бунт и стали ломиться в высшие звенья. И император, от которого ты ждешь милосердия к мутантам, повелел перекрыть им кислород.