Семь ступеней в полной темноте
Шрифт:
— Правда? — удивилась дева.
— Правда — Арон взялся за ее красивую сильную шею, и слегка поцеловал в губы.
Аделина взглянула на сестру растеряно, гадай, как к этому относиться…
Пользуясь ее забавным замешательством, кузнец перевернул валькирию на спину и помог расправить крылья. Так она была ещё прекраснее, ее совершенное тело во всем своем великолепии, раскрылось перед ним. Без лишних слов он вошел в ее приоткрытое лоно, и растворился там…. Ненавязчивыми, плавными толчками, он снова привел крылатую деву в трепет. Она была перед ним совершенно беззащитна. Утопая в ее пышной груди, кузнец вколачивал
Сольвейг подкралась поближе, и впилась в ее губы своими ее губами. Лицо ее сестры теперь выражало совершенно другие чувства. Она нежно обнимала кузнеца, стараясь не оцарапать. Внезапно, обжигающая волна прокатилась внутри ее тела. Она выгнула спину дугою, а пальцы вцепились в постель, разрывая простыню когтями. Резкая, крупная дрожь охватила Аделину. Соски отвердели словно камень, груди налились соками, ягодицы сжались натужно, дыхание перехватило…. Ее крепкая мускулатура проступила под кожей. Лишь нежное обхватывающее лоно все так же трепетно содрогалось, осязая в себе жилистую мужскую плоть. Ощущать, как она скользила, проникая в глубь ее тела, было просто невыносимо…
Волна судорожного плотского удовольствия накрывала деву раз от раза. Арону непременно хотелось довести Аделину до полного, безоговорочного исступления. Опустошить, этот прекрасный сосуд, лишь затем, чтобы неистово наполнить иным содержанием.
Наконец, силы покинули Аделину. Ее могучее тело обмякло, не в силах больше получать удовольствие. А чрево ее стало нежнее щелка, содрогающегося при малейшем дуновении ветра.
Глядя в пустые, умиротворенные глаза, Арон жадно проник в ее подрагивающие чресла последний раз. Он сделал это толчком коротким плавным, сильным, достигнув крайнего предела. Его, член, словно граненая сталь, звенящая под ударами молота, достиг ее потаенного вместилища… Горячие руки его сдавили ее плечи, с несвойственной человеку силой.
Зажмурив глаза, Аделина нащупала руку сестры и вцепилась в нее….
Арон прижался горячей щекой к нежной груди девы. Он вторгся в ее владения так глубоко, как только мог, но и этого, ему было мало!
Древо жизни содрогнулось, в плену ее могучего тела… Густые мужские соки, несущие в себе семя, вторглись в ее сокровенные недра, заполняя собой все пространство.
Аделина впервые в своей долгой жизни, ощутила, как ее безжизненные берега омывают живительные воды.
Арон, дождавшись, когда она перестанет содрогаться, мягко извлек свою окаменевшую плоть из лона разомлевшей валькирии. Он распластался без сил.
Переглянувшись, крылатые девы осторожно зажали его между собой. Старшая из сестер бережно уложила Арона на крыло и, почти по-матерински, обняла его за плечи. Сольвейг, пользуясь случаем, прижала еще твердое древко к своей набухшей промежности, и несильно сдавила бедрами. Накрывшись своими могучими крыльями, прекрасные девы забылись крепким беззаботным сном.
Глава 29
Спал Арон плохо. Находиться между двумя прекрасными телами, несомненно, было приятно, но не очень удобно. Сильные, горячие руки Аделины сжимали его словно тряпичную игрушку, не отпуская от себя. Более или менее удобно можно было лежать только на боку. Либо уткнувшись лицом в ее пышную грудь, либо ощущая ее же своими плечами. А так как обе девы
Черты Аделины не очень-то вязались с ее репутацией. Открытое, слегка округлое лишенное выраженных мимических морщинок, девичье лицо. Изогнутые дугой, аккуратные тонкие брови. Длинные светлые ресницы. Красивые чуть припухлые губы. Аккуратные хорошо развитые скулы. Ровный, достаточно длинный нос с маленькой горбинкой на переносице. Разве что упрямый, слегка массивный подбородок с маленькой волевой ложбинкой, напоминал о ее воинственном нраве. Однако, и об этом можно было судить пока только с чужих слов. В целом лицо ее было приятным и по своему красивым. Запомнить его не составило труда.
Арон осторожно убрал прядь светлых волос с ее лица. Она мешала ему разглядывать Аделину. Почувствовав это, дева приоткрыла свои голубоватые глаза. Зрачки ее резко расширились. Она пришла в сознание, но не сразу поняла, что к чему. Однако, вспомнив вчерашний вечер, потянулась всем телом, и слегка подмяла под себя Арона. Теперь она оказалась немного сверху, и изучала его лицо и тело. Теперь они оба рассматривали друг друга.
Так же как у Уны, кожа Аделины была покрыта мелкими шрамчиками, то тут, то там. Они выглядели застарелыми, и лишь светлая кожа на этих местах напоминала о давних ранах.
Арон непроизвольно поглаживал горячее тело Аделины там, где доставали руки. Чуть выше талии. И ей это заметно нравилось. Аделина тихонько убрала крылья за спину. Так чтобы не разбудить мерно сопящую Сольвейг. Чуть ослабив свои объятия, она провела грудью по лицу и губам Арона. Это было приятно. Чуток поразмыслив, она поправила грудь рукой и принялась медленно водить своим крупным соском по его губам. Когда сосок отвердел, она протолкнула его глубже, нежно придерживая кузнеца за голову. Он не сопротивлялся. Напротив, стоило сжать сосок губами, тело крылатой девы слегка содрогалось. Это было забавно.
— Кажется так это делается? — одними губами спросила она.
Получив столь же безмолвный утвердительный ответ, она слегка подалась вперед и сдавила набухшую грудь красивыми когтистыми пальцами. Арон здорово удивился, когда ощутил во рту вкус ее молока. Это было как-то неожиданно, но вместе с тем так волнительно! Женское молоко оказалось маслянистым, теплым, и сладковатым на вкус.
— Наслаждайся — прошептала она с блаженной улыбкой.
Вдоволь наигравшись со своими сосцами, валькирия взвесила в руке детородный орган кузнеца, пребывающий в полу расслабленном состоянии, и качнула головой неопределенно. Арон не понял, что она имела в виду.
— Я бы не подписалась на такое еще раз — еле слышно пояснила она.
— Это мое проклятье — тихо ответил Арон.
— Всем бы такое проклятье — зевнула Аделина — Ну, может быть чуточку поменьше размером.
— Понравилось?
Аделина охотно закивала головой:
— В самом начале. И особенно в конце. Ты, оказывается, такой сильный и страстный….
— Для человека? — продолжил он ее фразу.
— Да. Для человека ты вообще отлично сложён. Пожалуй, я оседлаю тебя еще разок, как ни будь.