Семь тысяч сто с хвостиком
Шрифт:
– Заходи, Захар!
– строго приветствовал его Леонтий.
– Доброго здравия тебе Леонтий Еремеич! И вам господа хорошие не болеть!
– Проходи Захар, садись за стол, - не попросил, а приказал стрелецкий голова.
Десятник прошел в дальний угол избы и сел с противоположного края длинного стола, тем самым давая понять, что он знает свое место, но все это он проделал так, словно был каким-нибудь сыном боярским, гордо и с достоинством.
– Захар, вся твоя десятка здеся?
– спросил также строго стрелецкий голова.
– Вся, батюшка...
– Будете отселе выполнять
Десятник встал и поклонился указанному мужчине, а потом и голове. Сев обратно, он сжал шапку сильной рукой и молвил.
– А что Леонтий Еремеич нам надобно выполнять? Ежели идти на татей, ты мы готовы хоть зараз!
– У вас нонче несколько иная забота, - отрезал голова.
– Пока нам предстоит вести беседы с посадским людом и дознаваться что тем ведомо о ляхах и их посулах.
– Так мы не обучены таким делам!
– Вам и не следует это делать. Это моя головная боль, а ваша оказывать мне посильную и всякую другую помощь!
– Стало быть нам зараз не нужны ни пищали, ни бердыши, ни сабли?
– Не торопись, Захар, - Романцев опередил открывшего было рот стрелецкого голову и спокойно, проникновенно, но довольно тихо сказал.
– Выполняя мои указания не ведомо, что может приключиться. И пищали, да бердыши вам не надобно оставлять дома, они могут пойти в дело хоть зараз, хоть завтра...
– А что ж нам господин хороший предстоит делать?!
– все еще с гонором громко спросил десятник.
– Ты, десятник, знай свое место!
– прикрикнул Леонтий, возмущенный поведением своего стрельца. Ежели сказали тебе поступить в распоряжение господина особого обыщика, так будь готов выполнить любые его поручения, а не спрашать попусту! Сказано - выполни!
– Так я же не супротив!
– Захар уже смиренно стал оправдываться.
– Я токмо хотел узнать, в чем наша забота. Мои орлы готовы хоть зараз в баталию вступить, а я им скажу, что надобно укрываться в слободке!
– Да не укрываться! А мы, Захар будем первые смотреть в глаза ворогам и татям! Но чтоб так было, надобно найти их. Одни будут гнаться за ними по пятам и не знамо догонят ли, а другие умом да хитростью их поймают!
– терпеливо объяснил Тимофей, понимая, что от взаимопонимания с десятником зависит его успешный труд.
– Ясно, батюшка, не серчай на меня, - примирительно произнес Котов, - впервые предаёмся такому делу...
– Господин стрелецкий голова, - Тимофей посмотрел на Леонтия, - сказывал ты знакомы тебе все сведущие людишки, что извещали о кромоле?
– Имеется список таковых, - кивнул головой стрелецкий начальник.
– Выдай его мне и проводи меня с десятником в избу допросную.
– Подьячий!
– крикнул Леонтий подьячему.
– Живо дай список видоков и послухов!
Подьячий соскочил со своего места и подбежал к стрелецкому голове, держа в руках свиток грубой бумаги. Леонтий развернул его, бросил в него быстрый взгляд и протянул Тимофею.
– Вот батюшка смотри, - сказал он обыщику, а потом, повернувшись к приставу, приказал тому.
– Проводишь господина обыщика в губную избу, представь ему губного старосту и обеспечь господина особого обыщика всем необходимым!
–
Романцев пробежал взглядом по содержимому бумаги, свернул ее и, встав из-за стола, натянул на голову свою дорогую шапку.
– Захар, скажи своей десятке подходить к допросной избе, и сам за ходи, я буду тебя ждать!
Вслед за приставом он вышел из избы оставив Леонтия выполнять свои обязанности, предписанные воеводой и смутным временем. Захар, когда они вышли во двор, собрал свою десятку и в ее сопровождении пристав повел Тимофея в губную избу. Она оказалась недалеко и им пришлось пройти всего с четверть версты.
– Вот батюшка, здеся, - поклонился пристав обыщику, открывая перед ним дверь натопленного небольшого сруба.
– Хорошо, ступай!
– сказал Тимофей. Он не стал пока заходить в избу, а на крыльце повернулся к стрельцам, которые молча шли за ним всю дорогу до допросной избы во главе с десятником.
– Братцы! Наше дело не менее важное и опасное, чем у других! Враг, облачившийся в своего, опасней нежели тот, что открыто пуляет в вас из пищали! Надобно найтить оного и помешать задумкам ворога государева, ляхам и смутьянам. Тепереча вы пойдете по хатам и начнете приводить сюда послухов, кои знают больше остальных.
Оставив стрельцов ожидать возле избы, Тимофей с Захаром вошли внутрь избы. Там их встретил губной староста, мужик пятидесяти лет от роду, здоровенный, с густой рыжей бородой и такой же копной волос. Он, видимо был уже предупрежден о появлении начальства из самой Москвы. При появлении Тимофея и Захара он встал и довольно низко поклонился.
– Здоровья желаем тебе господин особый обыщик!
– И тебе не болеть! Случаем не староста ли ты?
– Губной староста, правда твоя!
– Как звать?
– спросил его Романцев.
– Филипп Николаев сын Кривонос, - представился губной староста.
– Один здесь или есть помощники?
– Есть пара... один подьячий излагает все на бумаге, а второй, милчеловек, трудится, развязывая языки молчунам.
– Добро. Где теперь они?
– Так по домам сидят, ночь никак на дворе!
– А ты ж чего сидишь здесь, а не с женой?
– Наказали тебя ожидать...
– Трудиться тепереча будем вместе. Зови своих помощников!
Кривонос, поклонился и исчез из избы, а Романцев приступил к своим обязанностям. Он расположился за столом, за которым только что сидел губной староста и усадил рядом десятника, который внимательно смотрел на важного человека с уважением, но не подобострастно. Грамоте Захар был не обучен и, глядя на то, как Тимофей читает бумагу, он испытывал какое-то незнакомое ранее ощущение причастности к чему-то важному и таинственному. Тем временем, ознакомившись со списком послухов, Романцев указал десятнику на первых трех, приказав их привести первыми. Десятник кивнул и выйдя на крыльцо отослал шестерых стрельцов за указанными посадскими людишками. Оставшимся же стрельцам он наказал нести караульную службу возле избы, охраняя московского чиновника, спокойствие и порядок. Среди оставшихся охранять избу был и Ванька Чернобров.