Семь тысяч сто с хвостиком
Шрифт:
Надобно поспешать, - думал Акиня Петрович. Время было супротив него. Но и начинать смуту он не мог. Не хватало ружей да пищалей, мало было еще и сторонников. Боялся народец открыто выступить супротив установленных порядков. Шушукался по углам, шипел на ухо соседу, жене открывался, но пойтить за Акиней пока был не готов. Одно оставалось Акине Петровичу - пока прятаться за спинами ляхов. Они еще могли уберечь его от стрельцов тульских. Тогда, возможно, не стоило открывать свое убежище Архипу.
Вот так размышляя, никак не мог найти душевного покою боярский сын, вздумавший пойтить супротив самого боярина Морозова.
Не спокойно было на душе и у Адама Киселя. Понимал он, что сил у него немного и неразумные поступки этого московита могут сгубить его задание, да и лишить жизни. Злился он на Шеина, но скрипя зубами молчал. Одно решил для себя, - коли случиться худое, не класть живота своя за боярского сына, не было у него таких предписаний, а
ГЛАВА 9.
Хоть и запретил отец выезжать из дому нынче, ослушался его отцовского слова сын Петр. Как только закрылись ворота за Иваном Васильевичем, вскочил он в седло, взял с собой токмо троих отцовских "опричников" и покинул вслед за родителем отчий двор. Устремился Петр туда, куда звало его сердце, куда он повадился в последнее время чуть ли не каждый день. Поскакали они в Никитскую слободку. Там на окраине за могучим бревенчатым забором спрятался добротный дом купца Коростенева Акима. Но не к купцу стремился Петр и не к его немногочисленному семейству. Рвался он к гостье купца, дочери итальянского негоцианта, что был товарищем у Коростенева, компаньоном по торговым делам. Вот уже скоро как пару месяцев гостили у московита под Тулой итальянские отец с дочерью, распродавая свой товар и закупая местные: пушнину, лен, льняное масло, воск, неплохо выделанную кожу. Вообще итальянец, имя которому было Пьетро, а фамилия его трудно выговаривалась, занимался скупкой хлеба, но в тот год Москва запретила вывоз хлеба заграницу, и негоциант переключился на то, что имелось в обилии в Туле. Но больше всего ждал он, и в этом была причина столь долгого проживания в Московии, шелк, что должен был прибыть из Индии благодаря армянскому торговому люду. Но прибытие армян задерживалось и Пьетро приходилось терпеливо ждать. Однако дочь его Паула наоборот молила бога чтоб ожидание продлилось как можно дольше. И причиной тому был Петр, сын воеводы, славный, красивый, образованный, все, о чем только могла мечтать девушка, все это воплотилось в молодом московите. По уровню своего образования он превосходил многих principe, известных ей. А на родине Паула вращалась в высоких кругах, хоть и не был ее отец благородных кровей, но благодаря своему богатству был вхож в любые дома Венеции. Многие семьи с радостью бы породнились с ним, женив свое чадо на прекрасной Пауле. И Пьетро даже обдумывал, выбирая между претендентами, какому роду вверить дальнейшую судьбу дочери. Поэтому не радовало его столь долгое знакомство любимой дочери с московитом, хотя даже и сыном воеводы. Не в почете были московиты на его родине. Малоизвестны, а потому и страшны. Однако он не мог и запретить дочери встречаться с молодым Морозовым, опасаясь за свою торговую деятельность. Ведь здесь в Туле Морозовы были наравне с царем, и губили, и миловали. Не мог Пьетро открыто запретить молодым людям видеться. Уповал он только на то, что вот дождется шелковый товар и уедут они восвояси, вскоре в разлуке и забудет Паула боярина, а когда наступит вновь нужда приехать в Московию, не возьмет он уже с собой дочь. Время разлучит их и останется у всех только воспоминания. Но напрасно так думал итальянец. Сильное чувство овладело и Паулой, и Петром. Любовь настоящая, крепкая, нерушимая связала два сердца, никакая разлука не сможет уже погубить их любовь.
– Здравствуй, Петр Иванович!
– приветствовал юношу хозяин дома, когда молодой боярин появился в доме.
– Здравствуй и ты, Аким. Вот захотелось мне навестить твой дом...
– Дюже приятно мне видеть тебя у себя в доме...и не только мне...
– Аким улыбнулся.
– Дома твоя зазноба, ждет, никуды не ходит, поди уж заждалась! Кликнуть ее?
– Спаси тебя бог, Аким!
– Праскова, покличь Паулу!
– крикнул купец.
– Тут к ней господин хороший пришел! Тот, кого она ждет.
– Аким, а где Пьетро?
– Так уехал. К армяшкам уехал, те вернулись с шелком, но цены вздули супротив оговоренных, вот и поехал он к ним, осерчал больно!
– Слышал ты о ляхах и татях, что подбивают посадский люд на смуту?
– Слышал, батюшка..., но разумею, что устал народец, не станет бунтовать. Да и повода нет, голода не случалось вот уж несколько лет, учинил государь спокойствие, войн не предвидится. Так что нет охоты бунтовать, - с чувством и расстановкой отвечал молодому боярину хитрый купец, который каждый раз припрятывал свои вырученные серебряные деньги во дворе своего дома, закапывая кувшины, крынки и горшки в разных местах огорода. Для того, чтоб не запамятовать где он прикапывал свои богатства, Аким чертил в амбарной книге замысловатые рисунки и ставил пометки, только ему понятные. Смутные времена всегда были в стране и по всей видимости будут всегда, - думал так купец, мечтавший покинуть родные места, как только накопит достаточные средства для основания дела в Италии, совместно
– А вот и наша краса!
– воскликнул, приторно улыбаясь, Аким, увидев черноволосую девушку, чуть ли не вбежавшую в комнату.
– Здравствуй, любовь моя!
– пропел на итальянском Петр и принял в своих объятиях молодую девушку. Он прижалась к нему, влилась в него, будто желая превратится с ним в одно целое.
Потом, поняв, что так себя вести приличной девушке не подобает, Паула нехотя отстранилась от груди любимого.
– Здравствуй, мой принц! Как давно я тебя не видела! Все ли у тебя хорошо? Как твои родители в здравии ли?
– залепетала она.
– Все хорошо, любовь моя. Когда вернется твой отец?
– Не знаю, не говорил он мне этого. Неужели ты готов поговорить с ним?
– Да... пора, не могу я больше скрывать и терпеть. Не мила мне жизнь в дали от тебя!
– И ты готов покинуть Московию? Ведь ты же понимаешь, что отец не позволит мне остаться здесь!
– Да, я готов...
– Несмотря на волю твоего отца?!
– Вопреки ей! Не мила мне жизнь без тебя. Отец и семья не заменит мне одного человека, без которого я не пью и не ем, тоска гложет меня, когда нет тебя рядом. И родина мне не мила, моя родина там, где ты!
Пока молодые люди обнимались и миловались Аким стоял в сторонке и искоса поглядывал на них. Разговор между молодыми происходил на итальянском языке, но купец знал его, возможно, не в совершенстве, но понимать мог, выразить свои желания и предпочтения у него получалось, не говоря уже о том, что хитрец, иногда, в общении с новыми торговыми людьми итальянского происхождения, прикидываясь несведущим во фрязинском языке, получал от этого большую пользу. Так он мог понять, что о его товаре говорят покупатели итальянцы и в нужный момент мог либо опустить цену, либо наоборот, ее поднять. Мог он понять, когда толмач врет или что-то не договаривает. Аким и сейчас понял, что молодой боярин надумал покинуть родину и убежать вместе со своей зазнобой в далекую Европу, бросив отчий дом, семью и свое будущее, которое обязательно должно было быть посвящено служению государю Московскому. Петр же и Паула не знали о способностях Акима, видев иногда, что тому переводит толмач, они думали, что Коростенев не опасен и при нем можно вести всякие разговоры. Купец же пока не знал, как ему это знание может помочь, но не сомневался, что извлечет из него должную пользу и выгоду для себя лично в подходящее время.
– Надолго ли к нам?
– спросил он как ни в чем не бывало Петра, когда тот замолчал и выпустил из своих объятий девушку.
– Нет, Аким, совсем ненадолго. Вот уж надо возвращаться. Отец строго настрого запретил нынче покидать дом, а я вот ослушался.
– Ну что ж! Оно и понятно! Любовь така! Она не знама ни столбов пограничных, ни слов отчих. Но я дюже сильно разумею причину. Паула - дюже уж красна девица!
– Да...
– вздохнул молодой Морозов.
– Аким, так тебе не ведомо, когда возвратится Пьетро?
– Нет, боярин, даже не уверен, что вернется он в этот день.
– Тогда, как его увидишь, скажи ему что искал я его, что поговорить хочу и предложить выгодное дельце. Пущай, как вернется пошлет ко мне человека, я посещу тебя тогда вновь. Да, и сказывай ему, что не надобно ехать ко мне! Я сам к нему приеду!
– Это и понятно, батюшка Петр Иванович! Не по чину, однако и вам к нему скакать!
– осторожно заметил Аким, хотя понимал, что здесь речь идет о приезде не к торговому человеку, а к будущему сродственнику, но не стал показывать своей догадки.