Семь тысяч сто с хвостиком
Шрифт:
– Сударь, а что в Москве жизнь веселая?
– довольно серьезно спросила Софья, опять вызывающе посмотрев прямо в глаза Романцеву.
– Так, как знать, сударыня. Кому веселая, а кому тяжелая..., - он постарался выдержать ее взгляд и не отвести опять глаза.
– Ну, а как там отмечают праздники?
– Ну, наверное, как и везде.... Впрочем, смотря кто. Вот некоторые ходют в немецкую слободу, что на Яузе, в самом сердце белокаменной. Там употребляют хмельные напитки, участвуют в увеселениях, жгут хфеерверки. Баламутят, пляшут. Устраивают медвежьи потехи. Часто скоморохи собирают
– Ты случаем не из последних?
– ехидно спросила девица.
– Софья!
– осек отец свою любимую дчерь.
– Что, батюшка?
– Не докучай гостю!
– Простите..., - Софья смиренно потупила взор, но Тимофей почувствовал наигранность в ее реакции на слова отца. Она все делала вроде бы в рамках приличия, но отчего-то Тимофею казалось, что она смеется над устоями и нравами семьи.
– Я редко бываю в Москве и на праздники тоже. А если такое случается, то хожу на потехи, что устраиваются у стен кремля, - улыбнулся гость, сделав вид, что он не обратил внимание на слова Василия Ивановича.
– А с друзьями вы встречаетесь?
– У меня, к моему разочарованию, нет друзей или их очень мало, - пожал плечами Тимофей, причем он сказал правду.
– Как же так?!
– воскликнула Софья, удивленная этаким признанием. Она искренне не могла понять, как человек может быть одиноким. У нее завсегда были подружки, коих она не считала, а от женихов и вовсе отбоя не было, с ними-то уже разбирался отец и брат. Друзья были и у брата. Хотя их дружба зиждилась больше на преклонении перед положением отца.
– Знаете ли, служба моя не прибавляет мне друзей. Я много езжу, ну и по долгу службы должен не иметь близких сношений, поскольку это чревато пагубными последствиями.
– Да... тяжело тебе живется...
– Софья впервые казалась искренней.
– Привык...
– Ну а супруга твоя, чем занимается?
– Прошу прощения, но у меня нет супруги...
– Как?! Ты такой видный человек, и в таком возрасте уже пора обзавестись семьей!
– Пора, - вздохнул Тимофей, - да вот не встретил я свою единственную.
– Ну, не беда! Встретишь!
– дочь воеводы рассмеялась, словно то, что ее мучало вдруг исчезло.
– Ну, милейший Тимофей Андреевич, - сказал воевода, пытаясь встать из-за стола, - театру у нас в Туле пока нет, а вот шахматы, шашки и зернь у меня имеются! Знакомы ли с этими забавами?
– Да, в Москве во многих домах уже знают толк в таких играх. Играл и знаю правила.
– Не желаешь ли тогда сразиться?
– Свет мой ясный, - возмутилась Ольга, - полно тебе! Гость наш поди еще не накормлен! А ты тащишь его переставлять свои фигурки!
– Ох, матушка! Я совсем не голоден! И места в моем чреве уже не найти! Благодарствую за столь обильное угощение!
– возразил хозяйке Романцев.
– Тогда что ж? Не желаешь ли противоборствовать?
– спросил Морозов.
–
– Пойдем, батенька ко мне в горницу. Там нам будет удобно и мешать никто не посмеет!
– выдохнул воевода, встав, наконец, из-за стола.
– Батюшка, разреши пойти с вами!
– взмолилась Софья, как всегда шутливо сложив ладошки, словно она молилась.
– Я буду тихонечко вести себя и не помешаю вашей забаве!
Воевода посмотрел вопросительно на своего гостя, будто испрашивая у того разрешения, но вслух он сказал совсем обратное.
– Софья! Негоже девице молодой присутствовать при беседах мужей! Не соответствует это учению о домострое!
– Уважаемый Василий Иванович, не будем следовать догмам церковным, - поспешил ответить Романцев.
– Мне кажется не во всем умным людям следует прислушиваться к тем ученьям, что предназначены для простого люда, необразованного и иногда дикого.
– Спасибочки! Спасибочки, милый Тимофей Андреевич! Вы не пожалеете!
– Софья от радости захлопала в ладоши, а потом кинулась на шею к отцу.
– Я всегда так люблю смотреть, как папенькины гости играют в шахматы! Он меня научил этой чудесной игре, и мы иногда с ним сражаемся! А ты силен в стратегии игры?
– К моему стыду, не очень. Видите ли, не часто приходилось расставлять эти фигурки.
– Петр, сын мой, ты с нами?
– спросил Василий Иванович сына, оглянувшись перед тем, как выйти из столовой.
– Нет, батюшка! У меня есть небольшое дело!
– Ну, ну... будь осторожней, сынок...
– Не беспокойся!
– отозвался Петр, продолжая в задумчивости и полном молчании ковыряться вилкой в своей тарелке.
– Идемте, батюшка Тимофей Андреевич! Пойдем и ты девица!
Но они не успели покинуть столовую, как в комнате появилась все та же девка Наташка. Она подбежала к воеводе и тихонько, чтоб не беспокоить, как ей казалось, гостя доложила, что в сенях воеводу дожидается сотник Абросимов из стрелецкой избы.
– Чего ему надобно?
– поморщился воевода, который не любил, когда отдых прерывали срочные дела.
– Ладно. Пущай идет в "престольную", щас и мы подойдем. Не возражаешь Тимофей Андреевич?
– Нет! Разумею, что визит стольника как раз связан с моим делом...
– Ну, такть идем.
Они прошли по коридорам в рабочую горницу дома где их уже дожидался стрелецкий сотник Леонтий Абросимов, что временно выполнял обязанности головы стрелецкого приказа вместо умершего намедни сына боярского Афанасия Лемешева. Сотник ходил по горнице взад и вперед и с первого взгляда на него каждый мог понять, что случилось нечто зело страшное.
– Ну, что там у тебя?
– строго спросил стрелецкого главу воевода. Романцев впервые услышал железные нотки в голосе этого любящего свою семью мужа.
– Батюшка! Дело, не терпящее отлагательства!
– с поклоном заговорил Леонтий.
– Израда, мой господин!
Воевода наморщился, ему неприятно было слышать от своих холопов дурные вести. А все так хорошо начиналось, - подумал Морозов, вспомнив застолье и приятную беседу.
– Давай все по порядку!
– приказал Василий Иванович.