Семь тысяч сто с хвостиком
Шрифт:
– Деньги имеются, имеется и золотишко, как прикажет Андрей Денисович, тем и расплачусь. Назови токмо количество, - Акиня Петрович похлопал себя по боку. На котором висел мешочек с монетами, которые издали приятный звук.
– Ну добро. В том письме указывать не буду, беспечно сие указание. Скажу только, чтобы приезжал, а уж при встрече о цене и договоримся поди.
– Добро, Архип Иванович!
– Акиня встал, а вслед за ним и его товарищи, - За сим прощаемся мы с тобой! Почивать давно уж пора и тебе и нам. Ладно поговорили пора и честь знать. Кланяйся за нас Андрею Денисовичу.
– И вам доброго пути!
– попрощался управляющий и крикнул караулящему неподалеку от двери своему холопу.
– Панкратка, бездельник! Проводи господ до двора!
Дверь отворилась и в проеме показалось заспанное
– Слушаюсь!
– поклонился Панкрат своему хозяину и застыл в ожидании. Когда гости выйдут из дверей.
– Прошу...
Он высоко поднял тусклую свечу над собой так чтобы она хоть как-то освещала путь и осторожно пошел впереди, указывая дорогу ко двору, на котором их заждался Никифор, греющийся от тепла лошадей.
Оставшись один, Архип Иванович не спешил идти почивать. Ночная встреча с крамольниками не на шутку его встревожила. И было отчего потерять сон! Практически он становился соучастником заговора, а это означало, что если заговорщики потерпят неудачу, то его роль во всем этом деле станет очевидной и отсечения головы не миновать. Читал Архип Соборное уложение и хорошо запомнил: "А буде кто, сведав или услыша на царьское величество в каких людях скоп и заговор или иной какой злой умысел, а... про то не известит... и его за то казнити смертию безо всякия пощады". Мог и должон он был совершить извет. Но в этом случае его тоже ничего доброго не ожидало. Вообще, как грамотный человек, Архип знал об изветах все. Он знал, что он мог донести написав, так сказать направить сигнал или сообщить явочно. Писать нужно было либо воеводе, либо губному старосте, либо своему голове, то есть самому Андрею Денисовичу. Архип знал и другой способ донести, так делали многие, он слышал об этом. Изветчик приходил в какое-нибудь людное место и начинал, привлекая к себе всеобщее внимание, громко кричать "Караул!" и затем объявлял, что "за ним есть слово и дело". Но громогласные заявления доносчиков о государственном преступлении сыск не одобрял и это было ведомо управляющему. В государевых разбойных приказах, "где тихо говорят", шума не любили. Кричать "слово и дело!" разрешалось лишь в том случае, если не было возможности донести "просто", без шума, как должно и где надлежит. Анонимные же доносы категорически запрещались. Каждый извет должен был быть персональным, то есть иметь автора-изветчика, который мог доверить содержание доноса властям. Писать, присылать или подбрасывать анонимные доносы - "подметные" письма - это серьезное преступление. Авторов таких изветов государевы слуги выявляли и наказывали, а само подметное письмо палач торжественно предавал сожжению. Этот обряд, как считалось символизировал уничтожение анонимного, то есть, возможно, происходящего от недоброго человека или вообще не от человека, зла. Знал управляющий железоделательного завода и что негоже долго раздумывать и откладывать извет. Запоздалые изветы вызывают недоверие властей. Изветчик обязан донести сразу же после того, как он услышал о непристойных словах, того ж дни. А ежели в тот день, за каким препятствием донесть не успеет, то, конечно, в другой день... по нужде на третий день, а больше отнюдь не мешкать!
К мукам хитрого, но законопослушного и богобоязненного человека, который, только что услышал "непристойные слова" и колебался: "Донести или нет?" - присоединялось еще чувство страха при мысли о неизбежных при разбирательстве его доноса допросах и пытках. Каждый донос всегда сопряжен с огромным риском. Опытный, хитрый Архип знал, помнил и никогда не забывал, что после извета ему нужно еще доказать свое обвинение, "довести" его с помощью показаний свидетелей. А где таковых он сыщет? Ведь его хозяин не подтвердит его извет. А кто ж ешо будет свидетельствовать на его стороне? Уж не сам ли Акиня Петрович? Довести извет - вот что является главной обязанностью изветчика, поэтому то еще его нарекают доводчиком. А за недоведение извета доносчику грозит смертная казнь, и это Архип твердо знал. Изветчик должен доказать извет с помощью фактов и свидетелей. Где он возьмет свидетелей!? Вот и упиралось желание уберечься от последствий ночи путем извета в ясное понимание, что невозможно это сделать.
Вот такие мрачные мысли мучали несчастного управляющего
Архип все-таки собрался силами, встал и отправился в свою комнату, где упал перед образами и долго молился Богородице, прося ее образумить его или хотя бы отвести от него беду. Для таких молитв у него в комнате имелась икона Богородицы "Умягчение злых сердец", или, как ее еще называют, "Семистрельная".
– О, Многострадальная Мати Божия, - шептал Архип, крестясь и ударяясь лбом о пол.
– Превысшая всех дщерей земли по чистоте Своей и по множеству страданий, Тобою на земли перенесенных! Приими, Многоболезненныя, воздыхания наши и сохрани нас под кровом Твоея милости. Инаго бо прибежища и теплаго предстательства, разве Тебе, не вемы, но яко дерзновение имущи ко иже из Тебе Рожденному, помози и спаси ны молитвами Своими, да непреткновенно достигнем Царствия Небеснаго, идеже со всеми святыми будем воспевати в Троице Единаго Бога, всегда, ныне и присно, и вовеки веков. Аминь.
Тем временем Никифор же, заприметив в темноте огонек свечи, вдруг ясно почувствовал беду, надвигающуюся на него и его барина. В чем заключалась та беда он пока не мог понять, но сердце его сжалось, а к горлу подкатил ком. Он старался сглотнуть его, но был не в силах от него избавиться.
Пока трое крамольников шли к своим лошадям, Адам Кисель заговорил с боярским сыном.
– Пошто ты открылся этому холопу?
– начал он тихим шепотом, не предвещавшим ничего доброго.
– В чем?
– не понял его возмущения Акиня.
– Ты ему рассказал обо всем! Назвал количество людишек коих намереваешься собрать, каким оружием собираешься их снабдить, да открыл место своего и нашего обитания!
– А как бы я заказал пищали? Как бы я получил нужное мне их число? Акромя этого, как мне поддерживать сношение с заводом? А о себе не беспокойся светлый пан! Все едино о тебе не знает ни он, ни Виниус, никто другой...
– А коли пойдет с доносом этот холоп?
– Не пойдет! Никто не поддержит его слов. Разве что ты пан под пытками разговоришься, - уверенно, но зло сказал Акиня.
– Не придумали еще таких пыток, чтобы сломить Адама Киселя!
– гордо ответствовал шляхтич. И потом примирительно добавил.
– Твое дело, Акиня Петрович, ты московит, тебе видней, поступай, как разумеешь.
Они подошли к своим лошадям. Адам Кисель и Степан капуста взлетели в седла, а Акиня замешкался, потому что Никифор, вручая ему узды, шепнул еле слышно:
– Беда, батюшка...чует мое сердце...беда близка...откажись от задуманного...не гневи господа...
– Не твое это дело! Господское это дело, холоп!
– крикнул боярский сын, ставя ногу в стремена.
– Твое дело собачье, быть верным своему господину до конца и не перечить ему ни словом, ни делом!
– Будь по-твоему, барин...
– буркнул Никифор и тоже взгромоздился на своего коня. Он привык не серчать на своего барина, так как знал его с лучшей стороны и объяснил слова, произнесенные громко и строго, присутствием проклятого ляха и украинца, что мутили голову барину.
Выехав со двора железоделательного завода, путники направились в Петровскую слободу. Туда же должен был вернуться Шишкевич со своими товарищами посля поджога складов. Путь был не близким и, щадя своих лошадей, они не стали гнать их галопом, а лишь изредка и ненадолго переходили на рысцу, возвращаясь, однако, вскоре на шаг, когда от монотонности путешествия Акиня прислушивался к ночной тишине, то слышал только четыре последовательных удара копыт своего коня о землю, хотя и не через одинаковые промежутки времени. Ни каких иных звуков не нарушало их молчаливого движения к Петровской слободе.
Слова шляхтича не покидали головы боярского сына. Прав ли он был, сообщив место, в котором его можно отыскать? Или же надобно было не открываться этому ушлому управляющему? Но если воевода прознает о готовящейся крамоле, а он о ней скорее всего уже знал, то найти Акиню не составит особого труда. Любой попавший с разбойный приказ человек, что хоть раз видел его, с легкостью укажет на Акиню, как на смутьяна и поведает где и когда видел онного. Так раскручивая одно видока за другим воеводины люди выйдут на Петровскую слободу. Так что не Архип, так кто другой укажет.