Семь тысяч сто с хвостиком
Шрифт:
– Израдцы подожгли склады федоровские...
– Что?!
– вскричал взбешенный воевода.
– А где были твои дозорные?! Я же отдавал наказ усилить охрану и увеличить дозоры!
– Батюшка, все сделали, как ты велел! Но как так случилось не могу знать!
– Изловили татей?
– Сугон снарядили...
– Посылай хоть весь приказ, но татей изловить живыми! На дыбу и пытать, кто за ними стоит!
– Будь по-твоему, боярин! Ужо стрельцы прочесывают город и окрест. Изловим ворога.
– Василий Иванович!
– вставил Тимофей, слушавший их разговор.
– Да, батюшка?
– почти ласково
– Распорядись дать мне с десяток стрельцов для особого задания. Есть у меня некоторые уразумения. Пущай одни ловят поджигателей и пособников, а я займусь своим тайным делом.
Воевода кликнул сенную девку Наташку и приказал ей найти приказчика, когда тот появился в горнице, он заставил его писать указ в стрелецкую избу по которому десятка стрельцов передавалась в полное подчинение особому обыщику Романцеву Тимофею сыну Андреву. Подписав онную бумагу, воевода посмотрел на Романцева.
– И что ж, мил государь, ты тут же отправишься из моего дома?
– Если позволишь, любезный Василий Иванович, государево дело не позволяет мешкать.
– Ну, что ж, все понимаю... служба не терпит отлагательства...
Тимофей поклонился воеводе и отправился в отведенную ему горницу, где стал переодеваться в походный кафтан и вооружаться. Он заправил за пояс свои пистолеты, прицепил саблю и был готов в тот же миг отправляться служить государю.
Воевода тем временем отдавал необходимые распоряжения. Во-первых, он усилил охрану своего дома, для чего вызвал подкрепление из своих дворовых людей и десятка городовых казаков. Во-вторых, он отдал приказ седлать одного из лучших своих скакунов для гостя - особого обыщика из Москвы. В-третьих, издал еще несколько приказов, которые отписал в разные столы и головам: осадному, засечному, острожному, стрелецкому, казачьему, пушкарскому, объезжим, житничьим и ямским. Затем, он дождался Романцева и проводил его до конюшни, где того ждал прекрасный жеребец и сотник Леонтий Абросимов. Когда они в сопровождении пятерых конных стрельцов покинули воеводский дом, Василий Иванович поднялся в спальню к супруге. Там сидела Софья и они живо обсуждали достоинства московского гостя.
– Что происходит, душа моя?
– взволновано бросилась к нему супруга.
– Тати подпалили федоровские склады, - ответил супруг, грузно опустившись на край кровати.
– Господи помилуй!
– Ольга перекрестилась.
– Что же теперь будет?
– Не беспокойтесь, мои родные. Я принимаю меры.
– А Петр собирается в город по своим делам!
– воскликнула Софья и посмотрела многозначительно на мать.
– Я ему запретил покидать дом, - успокоил своих баб Морозов.
– Я приказал усилить нашу охрану. Тепереча во дворе дома будут караулить казаки, не пугайтесь.
– А ты сам дома останешься?
– с надеждой спросила Ольга.
– Нет, душа моя, мне нужно отправляться в съезжую избу. Там нонче мое место.
– Будь осторожен, Ванюшенка!
– Не беспокойся, Бог убережет!
– супруг поцеловал сначала Ольгу, а потом и любимую дчерь, после чего отправился к себе переодеться чтоб ехать на государеву службу. Не думал он, что она станет такой опасной, когда стремился на нее и бил челом перед государевыми людишками, что решали его судьбу. Думал, что подзаработает маленько, да поправит дела свои расстроенные прежней войной.
Мать
– Матушка, как тебе наш гость?
– Интересный, видный мужчина... красив...опять же в Москве занимает положение...
– А он не скучный?
– Милая моя, мужчина впервые в доме, он не знает семью, не знает привычки и порядки, установленные в ней, перед ним боярин, он послан сюда для исполнения государевой службы, а еще он видит прекрасную девицу. Ты думаешь он будет себя вести свободно? Конечно он скован был, но я чувствую, что он далеко не скучный человек!
– Да, матушка, но он всего сын боярский!
– Это не так уж и важно, как считают многие. И я, и папенька твой, мой горячо любимый супруг воспитывали в тебе уважение не к именам, а к делам. Пустое бахвальство своими предками не красит мужа. Только его дела. По делам судите о нем. Тимофей занимает высокую должность и при рвении завсегда найдет свое место в царских палатах.
– Я понимаю это, матушка...
– Так он тебе приглянулся?
– мать заглянула в глаза своей дочери.
– Не знаю покамест..., но он довольно мил...
– Ой, не крути, Софья!
– рассмеялась мать.
– Да истину говорю! Не разобралась!
– Ладно, не торопись! Никогда не торопись в выборе. Вона Анна, дочь Еремеевых. Поспешила. Ой любовь! Ой красавец! Выскочила очертя голову за муж. И что?! Сбежала! Позор на семью! Позор на мужа. Позор на нее! Сказывала мне тут Просковья, что тайно пишет Анна матери. Весточки шлет, но просит никому не баить. Сенные бабы говорят, что недалеко убежала, в Оскол. Там живет, но тайно гонцы Еремеевых имеют сношения с ней. Деньги от батюшки перевозят и письма обратно исправно доставляют. Так вот не желаю я такого позора на наши головы. Поэтому и прошу не торопиться с выбором супруга. Мы же не гоним тебя из терема!
Софья сильнее прижалась к любимой матери и поцеловала ей руку. Ольга же в ответ прижала дочь крепко и ее глаза немного заблестели от навернувшихся слез. Дочь рядом и всегда делится с ней своими думами и чувствами, а вот сын все прячет внутри себя. Никогда не поделиться наболевшим, ни с ней, ни с отцом. Петр всегда рос своенравным, упертым и молчаливым. Конечно, он тоже любил своих родителей и уважал их, но считал, что мужчине не гоже делиться с ними своими чувствами, что он сам может все решить и все знает, знает, как ему поступить. Может это и хорошо для молодого человека, вступающего на жизненную дорогу, но все одно сердце матери болело за сыночку своего.
ГЛАВА 7.
Леонтий залихватски спрыгнул со своего жеребца и подержал за узды коня московского государева мужа, который по возрасту был гож в сыновья тульскому сотнику, и был явно невоенного роду.
– Спасибо сударь, - поблагодарил спутника Романцев, немного неуклюже спрыгивая на землю, чем подтвердил подозрения стольника. Чувствовалось, что Тимофей не часто скачет в седле.
– Здеся чё ли?
– Да, милгосударь...
– Темень, хоть глаз выколи!
– посетовал Тимофей, оглядывая темный пустынный двор.