Семейные хроники Лесного царя. Том 2
Шрифт:
Над всей суматохой гремел голос старосты некрещеных — парня, не так давно вступившего в возраст зрелости. Широкоплечий, статный, со смоляными кудряшками из-под шапки, заросший короткой бородой до самых глаз, темных, цепких. Видный среди низкорослых собратьев, но всё же пощуплее, чем русые мужики. Он был единственный из нехристей, кому хватило смелости выйти на проклятую землю. Именно он укорачивал жадность своих соплеменников, когда те заламывали цену слишком высоко, и он же остужал иных горожан, которые готовы были вспыхнуть при любом споре. Томил не подошел к нему ближе из-за
«Томилушка, иди в лавку лекаря, там встретимся!»
Томил резко оглянулся, но за спиной не увидел никого, кто мог был сказать ему эти слова прямо в ухо.
— Что-то не так? — оглянулся на него чуткий Нэбелин.
— Показалось, — отмахнулся он, чтобы не тратить время на лишние объяснения.
В крепостные ворота их пропустили без помех.
— Никак, Томил Сивый вернулся? — узнал его один их стражников, помахал рукой издалека, чтобы не проталкиваться лишний раз через людской поток. Забасил над толпой, точно раскатистый весенний колокол: — Вот он разберется! Дай-то боже, наконец заживём, как прежде!
Толпа загудела, подхватила новость, заоглядывалась на странников множеством оживившихся и просветлевших лиц. К счастью, люди были заняты каждый своим грузом, так что Томилу удалось достаточно легко отделиться от тесного потока и скользнуть вместе со спутниками в неприметный закоулок.
__________
— Нэбелин, пожалуйста, не нужно. Не сейчас.
К сожалению, слухи не преувеличивали — город выглядел жалко. Рои ос, комаров, мошкары носились по задымленным улочкам черными тучами, безжалостно жаля людей от мала до велика. Женщины, старики и дети старались прятаться по домам, опасливо выглядывали через щелки оконных ставень, и всё равно не могли уберечься — Томил замечал за занавесками испуганные лица, покрытые красными пятнами укусов и волдырями. Мужчины, кто не брезгливый, обмазывались грязью, как поросята — хоть немного, но это помогало, можно было выйти во двор и заниматься делами, покуда хватало терпения выдерживать лезущих в глаза, нос и уши насекомых. К счастью, Томила и эльфов гнус облетал стороной, видно, распознав приезжих.
— Что не нужно, милый? — невинно мурлыкнул Нэбелин, а сам еще крепче ухватился за его локоть, словно боялся потеряться в незнакомом месте.
Томил, не замедляя шага, осторожно высвободил руку:
— У нас не принято ходить по улицам в обнимку.
Младший менестрель надул губки и послушно локоть отпустил, скользнул по рукаву — и ухватил за кисть, переплел пальцы возлюбленного со своими, сжал ладонь. Томил вздохнул.
— Нэб, не сердись. Но меня здесь все знают…
— Ты меня стыдишься? — без уловок спросил эльф.
— Нет, пойми же, — смутился и нахмурился Томил. — У нас не положено, чтобы до свадьбы всякие вольности позволялись. Тем более на виду у народа.
Нэбелин улыбнулся, ласково и немного снисходительно, благо возлюбленный шел на полшага
— Хорошо, милый, если ты стесняешься, то я больше не буду, — негромко проговорил лукавый эльф.
Руку жениха он отпустил, почти — удержал своим указательным пальцем его мизинец. Томил оглянулся на него в недоумении, Нэбелин же состроил в ответ мордашку, что на еще большие уступки идти не в состоянии. Пришлось стерпеть.
Сквозь монотонное жужжание пробивался фоном собачий вой, усталый, унылый, однозвучный. Птиц, ни воробьев, ни даже ворон, не было слышно. Улицы казались непривычно голыми без играющих детей, без расхаживающих с гордым видом кур и голосистых петухов. На крылечках и заборах не сидели кошки. Зато Томил заметил на крышах нескольких изб домовых, горестно обнимавших фигурные коньки за лебединые шеи. Дедушки-хозяева с тоской глядели в одну сторону, будто ждали чего-то или кого-то с левого берега Сестрицы, из заповедной Дубравы.
— Куда мы идем? В княжеский терем? — спросил Рэгнет.
— Нет, сперва к моему отцу, в лавку травника. Он точно должен знать, что здесь творится.
— О, боже, я так волнуюсь, — тихонько вздохнул Нэбелин, отведя сияющий взгляд в сторону, чтобы не смущать своим эгоизмом жениха еще больше.
Сообразив, о чем это он вздыхает, Томил вспыхнул.
И прозевал момент, когда в небе появились две ведьмы, обе верхом на метлах. Он лишь вздрогнул и пригнулся, дёрнув пригнуться и эльфа.
Громко ссорясь между собой, Милена Яровна и Лукерья Власьевна на скорости прошили улочку низко над землей, ибо не хотели влететь в очередную жужжащую тучу. Домовые на крышах приветственно закричали, замахали лапками, радостно сорвали с себя шапки, надеясь, что жена и дочь лесного владыки принесли добрые вести. Однако обе на домовых не обратили внимания:
— …Мам, я выйду за него! Можешь мне запрещать, можешь злиться — мне не важно! Ты просто ревнуешь к Ванечке папку! А на счастье родной дочери тебе…
— Да кто ж тебе запрещает?! Выходи за кого хочешь! За мертвеца старого — пожалуйста! Ты же теперь в лесу царица, не я. Зачем мать слушать? Ты уже взрослая и всё знаешь лучше матери!
Разговор велся на повышенных тонах не только из-за свистящего встречного ветра.
— А я не собираюсь тебе ничего доказывать! Я хочу его и всё тут! Может, я в него с детства влюблена!.. Кхе-кхе! Чёрт, мам, я шмеля проглотила! Он такой противный!.. Мам, ты куда?!
— Томка приехал! — Лишь в конце улицы Лукерья сообразила, кого же она мельком увидела внизу. И резко развернулась.
— Кто? — поворотила и свою метлу Милена, для чего пришлось долететь до высокой стены крепостного частокола и отпихнуться от брёвен обеими ногами повыше зарослей крапивы.
— Томил! Внучок Щура!
— Ой, правда? Вот радость!.. Стой!!! Если ты сейчас к своему лекарю завернешь, то до вечера там застрянешь!!! Разворачивайся! Летим, как решили — сперва к княгине!
Дочка догнала, ухватила материнскую метлу за древко — и силой вернула на прежний курс.
— Ну, и кто из нас двоих царица? — рассмеялась Лукерья, соглашаясь с разумным доводом.