Семейные хроники Лесного царя. Том 2
Шрифт:
Воевода нахмурился, придирчиво оглядел чужаков. Еще раз прижал посильнее приятеля напоследок — и отступил.
— Прости, Томка, не могу. Царь-батюшка гневаться будет.
— Почему это? — не понял Томил.
Эльфы насторожились: они не разбирали незнакомую речь, но изменившийся тон разговора был достаточно красноречив.
— Тебе, Томка, в Дубраве всегда рады, — сказал Михайло Потапыч. — Встретят с распростертыми объятиями. Но один приходи, без этих. На счет эльфов Яр указ дал четкий, уж давным-давно, век назад, как только взошел на престол: чтобы духу не было их в лесу. Так что передай им, пусть разворачиваются и уходят восвояси, той же дорогой, как явились.
— Но почему?! — Томил не дал взять себя под локоток и развернуть спиной к спутникам.
— Яр на то и государь, чтобы перед нами, слугами, не оправдываться в своих указах, — отрезал леший. — Вот пойдем, и сам у него спросишь.
— Подожди, если распоряжение давнее, вдруг он его отменил уже, а ты не знаешь? — ухватился за соломинку Томил.
— Не отменял, будь уверен. Недавно нарочно повторил для всего Леса. На счет этих двоих в особенности, — мотнул головой в сторону притихшей парочки воевода.
— Как же так? Значит, вот откуда эта стена… Но я обещал им! Что же делать?
— Эх, Томка! Коли обещал, — махнул рукой леший, — возьму грех на душу, ослушаюсь царя! Пойдемте ко мне, будете моими гостями. У меня в берлоге, конечно, не так красиво, как во дворце, но устрою со всеми удобствами. А там, глядишь, и сам Яр ко мне наведается — наверняка не утерпит, придет ругаться и любопытничать. Вот тогда и поговорите, почему да зачем он такой запрет наложил, — гулко рассмеялся «изменщик». — Ну, а теперь что задумался? Коли ты не пойдешь со мной, то златовласок твоих тоже не возьму, ты учти.
— Дядя Миша, ты готов нарушить указ Яра, лишь бы не отпускать меня в город? — догадался Томил.
Воевода покачал головой, ответил без шуток:
— Ты да твой отец — вот двое, кого Яр велел нам сберечь. Что ты там забыл, в своем городе? Поживи пока у нас, отдохни с дальней дороги, подлечись. Вон, совсем худой стал, смотреть жалко.
— Неужто хотите весь город уничтожить?
— А тебе нешто жалко? — с нарочитым вызовом вскинулся леший. — Друзья у тебя там? Родня? Нет же никого! У тебя там даже дома нет своего. А лекаря и Шмеля с семьей его мы тоже оттуда скоро заберем, не переживай за них. И… может быть, обойдется еще, — добавил воевода, отведя глаза. — Может, и не случится ничего эдакого. Это уж как царевич решит.
— Царевич? — поймал на слове Томил. — Не сам Яр, выходит, на людей сердит?
— Сердит? Нет, не то слово. Царь-батюшка, будь его воля, медлить не стал бы — смёл бы всё к чёртовой бабушке в один миг, оставил бы плоское место, — усмехнулся Дуболом. — Да только желание сына для самого царя закон непреложный.
— Что ж такое с Евтихием-то приключилось в городе? Любовницу у Рогволода не сумел отбить, что ль? — попытался пошутить Томил.
— Не с Тишкой. С Драгомиром, — помрачнел леший. Сжал губы. — Ладно, некогда мне тут с тобой лясы точить…
— А с Мирошем-то что? — искренне изумился Томил, схватил воеводу за рукав, не давая уйти. — Это же он среди братьев мышонок на самом деле, а не Евтихий! Он сиднем сидит в светлице материнского терема, точно девушка на выданье, тише воды, ниже травы. С ним-то что могло случиться такого страшного?
— Связался себе на горе с окаянным князем, чтоб проклятого порвало да вывернуло, вот что! Больше ничего не спрашивай, коли думаешь на тот берег отчалить, — заметно рассердился воевода.
Томил даже отступил на шаг, потребовал:
— Рогволод мой друг, не хули его мне в глаза.
— Не друг он тебе, — покачал головой воевода. — Не может быть
Томил развернулся и, не простившись, пошел к реке, к ожидавшей лодке. Эльфы, не смея ни о чем спрашивать, поспешили за ним.
— Открой глаза, ты же не слеп! — крикнул ему в спину воевода. — Ты сам знаешь, какой он человек!
— Ты подчиняешься своему царю, а я — своему князю! — не удержался, выпалил Томил, жестом велев эльфам забраться в лодку первыми. — И если твой царь решил уничтожить по своей прихоти мой город, я не стану пережидать у тебя в гостях! Лучше погибнуть с людьми, чем жить с нечистью!
— Не вздумай тягаться силами с Яром, — напоследок предупредил Михайло Потапыч. С высокого берега по воде далеко раскатился его рокочущий бас, заставивший поежиться не только эльфов и перевозчика, услышавших звериный рёв, но и Томила, разобравшего слова. — Люди слабее букашек под гневом бессмертного! Даже ты, ученик Щура.
Лодка вышла на середину реки, а Томил всё смотрел прямо перед собой, вряд ли что-то видя. В голове пылала мысль: воевода прав. Если всё действительно серьезно, если слухи о казнях вовсе не слухи, если князь чем-то прогневал царя, то людям крупно повезло, что городские стены до сих пор стоят. Насколько он знал по разговорам между Щуром и Лукерьей, Яр из тех, кто вспыхивает моментально, не давая себе труда сдерживать порывы или взвешивать поступки, однако подобные ослепительные вспышки и гаснут быстро. Теперь же воздух буквально пронизывало ожидание, что самое страшное еще впереди. Что же вытворил на этот раз Рогволод, заставив владыку Леса позабыть о своем вечном легкомыслии? Томил на горьком опыте знал, что князь способен на самые злые безумства, не думая о последствиях.
— Что смешного? — буркнул он, заметив неуместное счастье на лице Нэбелин. Младший эльф уселся вместе с ним на корме, прижался близко, а стоило Томилу к нему обернуться, как и вовсе повис на плече.
— Прости, — повинился менестрель, сияя. — Просто мне радостно, что час нашей разлуки откладывается.
Рэгнет, расположившийся на носу лодки, от столь эгоистичного признания своего воспитанника только закатил глаза к небу. Томил уже давно заметил, что старшего эльфа цель их путешествия волнует куда больше, чем младшего. Нэбелин слишком увлекся личными переживаниями, забывая о долге и частенько даже о приличиях, совершенно перестав слушаться Рэгнета. К слову, в каких именно отношениях состоит эта пара между собой, Томил открыто выспрашивать стеснялся, намеки же они оба упорно пропускали мимо острых ушей. В итоге он решил считать их кузенами или, на худой конец, моложавым дядей со взрослым племянником. При мысли, что ему приходится отбиваться от настойчивых поцелуев на глазах у отца «невесты», делалось еще более неловко, хотя и без того было несладко. Но ведь какой кровный родитель простил бы чаду столь развязное поведение? Отцы терпеть не могут ухажеров своих дочерей! В данном случае сыновей. Впрочем, кто ж этих эльфов знает, что у них принято и что разрешено.
— Заграничные девки стыда не ведают, — не выдержал, пробормотал лодочник, неодобрительно поджав губы. — Мало, что простоволосая ходит с непокрытой головой, в штанах в обтяжку и без юбки, тьфу! Так средь бела дня на мужика вешается, охальница. Ох, нелегко тебе с ней придется, парень. Такую даже плеткой не перевоспитать.
Томил счел за лучшее промолчать. Оправдываться перед посторонним не имело смысла, как не было резона и утверждать, что Нэбелин не девка, а несчастный кастрат. Благо его спутники не понимали здешний язык, а на укоризненные взгляды смертных эльфам вообще было плевать.