Семья и подвижничество
Шрифт:
Вернувшись домой, женщина стала со слезами молиться Господу, не осознавая еще вполне, но предчувствуя незаурядную судьбу своего будущего ребенка. В скором времени она родила сына, нареченного по святцам Варфоломеем – «сыном радости». Крестивший его священник, узнав о том, что произошло с Марией в храме, сказал молодым родителям: «Не смущайтесь, а радуйтесь, ибо сын ваш отмечен Богом и будет служителем Пресвятой Троицы». Он привел им примеры древних святых, еще до рождения предназначенных на служение Богу, и тем самым утешил их благодатной надеждой. Главной же обязанностью родителей, также предначертанной Богом, было
Супруги с раннего детства приучали сыновей к помощи по хозяйству, доверяя им несложные дела. Во время исполнения одного из таких поручений произошла известная в истории встреча юного Варфоломея с таинственным старцем. Зная о склонности мальчика бродить в тишине лесов и лугов, отец послал его искать в поле коней. В дороге отрок предавался невеселым мыслям: ему никак не давалась грамота, тогда как братья его имели успехи в учении. Своей детской скорбью он поделился с первым встречным – странствующим монахом – и попросил его молитв. Старец дал отроку частицу святой просфоры и пообещал, что тот будет читать и понимать Священное Писание. Обрадованный Варфоломей пригласил инока в дом матери и отца.
В гостях у Кирилла и Марии нередко бывали священники, монахи, странники. Хозяева стремились дать им пищу и кров, а заодно услышать духовные наставления. Но в этот раз боярскую чету ждал не только благочестивый разговор, но и настоящее чудо: их сын сам, без труда стал читать псалмы по книге, именуемой Часослов [90] . Попрощавшись с утешенными родителями, старец вдруг сделался невидим, оставив их в недоумении: не Ангел ли это был? Супруги не могли ответить на этот вопрос, но сохранили память о таинственном явлении глубоко в своем сердце.
Сподобившись столь неожиданного успеха в учении, Варфоломей приобщился к чтению священных книг и с юных лет стал понуждать себя к строгому воздержанию. Мария смотрела на аскетическое усердие своего мальчика с естественной материнской тревогой.
– Как бы тебе не заболеть от истощения сил, – говорила она, – Посмотри, никто в твоем возрасте не принимает на себя такого поста. Не изнуряй себя, вкушай пищу как все, вместе с нами.
– Не ты ли рассказывала мне, что я постился еще в колыбели, отказываясь в среду и пятницу от материнского молока, – говорил на это отрок, – Так почему ты теперь советуешь мне неполезное? Я должен понуждать себя угождать Богу, чтобы он избавил меня от грехов моих.
– Да ведь тебе двенадцать лет, а ты уже толкуешь о грехах своих, – сокрушалась мать, – Какие у тебя могут быть прегрешения!
– Не слышала ли ты в Писании, – со сдержанным огорчением отвечал ей Варфоломей, – что никто не чист перед Богом, хотя бы прожил всего один день на земле [91] .
Так обычно заканчивался трогательный спор матери и сына. Увлекаемая любовью к детям, Мария желала им внешнего, телесного благополучия, но смирялась, понимая, что не может вставать на их пути к Богу и угашать в них желание совершенства. Детская вера ее сыновей укреплялась под влиянием знакомства с христианской книжностью и развивалась в целостное и стройное мировоззрение.
Семье Кирилла и Марии выпало жить в переломное, драматичное время. На глазах у двух-трех поколений погрузился в небытие целый мир: рухнула вся политическая система домонгольской
Перед мучительным вопросом, что делать дальше, оказался и Кирилл. Менее всего его беспокоила собственная участь: жизнь клонилась к закату, и мирские заботы тяжким бременем лежали на плечах. Однако он был прежде всего главой семьи и думал о судьбе сыновей. Что ждет их в этом глухом краю, как помочь им встать на ноги?
Кирилл мог поехать в Москву, похлопотать за своих чад у влиятельных земляков, еще десятилетия назад перебравшихся на сытые московские хлеба. Возможно, приходила ему и мысль сняться тайком из Радонежа и уехать всей семьей в тверские или новгородские земли. Но кому и где нужны и он сам, и его потомки – обнищавшие, чужие, потерявшие в тяжелые годы все свое нажитое добро? Не знал ростовский боярин, что его обедневший род будет прославлен неизмеримой духовной славой – и не только в радонежской, но и во всей русской земле.
Так шли дни, месяцы, годы. Сыновья Кирилла и Марии превратились из отроков в статных юношей. Все трое были разными, непохожими. Старший, Стефан, рос вспыльчивым, горячим. Средний, Варфоломей, напротив, всегда держался спокойно, сдержанно, приветливо. Младший, Петр, был прост, деловит и домовит. Каждый из братьев по-своему переживал разлуку с родным Ростовом и унижение радонежской ссылки. Однако никто из них ни словом, ни вздохом не упрекнул отца и мать в том, что те не обеспечили им лучшей доли.
Семейство осталось в Радонеже. Стефан и Петр обзавелись семьями, зажили своим домом. Старость Кирилла и Марии скрашивало рождение внуков. Однако, как и многим людям, избравшим христианский духовный путь, им предстояло дальнейшее испытание скорбями. Жена старшего сына, Анна, скончалась в расцвете лет, оставив на попечение родственников двух малолетних детей, Климента и Иоанна. Событие это произвело сильное впечатление на всех членов семьи и подвигло ко многим размышлениям. Прежние, материальные бедствия убедили их в призрачности земного благополучия – преждевременная смерть жены Стефана наглядно показала мимолетность земного счастья.
Анну похоронили в Покровском Хотьковом монастыре, и муж ее после того уже не пожелал возвратиться в мир – сделав необходимые распоряжения о доме и хозяйстве, он тут же, в Хотькове, и остался, чтобы принять монашеский постриг. Впоследствии Стефан стал архимандритом Московского Богоявленского монастыря и духовником великого князя Симеона Гордого. Попросил родителей благословить его в иночество и Варфоломей. Кирилл возлагал на среднего сына надежды на продолжение рода, видел его главой и опорой своих наследников. Однако, узнав о его намерениях, не смутился духом и ответил так: