Семья волшебников. Том 4
Шрифт:
— Возможно, нам есть что обсудить, — наконец разомкнул уста сурдит. — Мне не хватает… более расслабленных прогулок. Это не жизненная необходимость, и я не слишком много готов за нее отдать, но…
— Половину, — оскалился Каген. — Ты отдашь половину того, что украл… нет-нет, не возражай!.. чтобы сохранить вторую половину.
— Как быстро этот разговор принял нелепый оборот. Я знал, что бушуки жадны, но не представлял, насколько.
— Ах, Сорокопут, Сорокопут, Сорокопут… я ведь даже имени твоего настоящего не знаю. С ним было бы легче,
— Да, я знаю.
— Послушай, сам бы я охотно пошел тебе навстречу. Ты мне нравишься, Сорокопут. Такая ловкость! Такое изящество! Такой тонкий вкус! Я бы с удовольствием стал твоим другом… да нам ничто и не мешает! Я на тебя зла не держу, хоть ты и виноват в смерти моих братьев. Но другие… понимаешь, мой любимый, чудесный старший брат Мараул иногда бывает… сварлив. Чуточку. Он за что-то невзлюбил тебя, Сорокопут. Немного. Мне будет нелегко уговорить его сменить гнев на милость. Понадобится весомая сумма, чтобы он согласился оставить тебя в покое.
— Десять процентов, — мягко произнес Сорокопут. — Я отдам вам десятую часть. Из них треть — лично тебе, мой дорогой друг Каген. За посредничество.
— Ой, как щедро и приятно! — аж замаслились глаза Кагена. — Безумно, безумно тебе благодарен и с удовольствием принимаю! Только… не подумай, пожалуйста, что мой любимый брат Мараул удовлетворится жалкими семью процентами от потерянного. Банк Душ должен получить хорошие отступные, чтобы Паргорон закрыл на тебя глаза. Каждому демолорду нужно будет преподнести подарочек, понимаешь?
— Три процента тебе лично и еще десять — на подарки моим дорогим друзьям, — сделал послабление Сорокопут. — Итого тринадцать процентов.
— Нет, мы так не договоримся. Послушай, я обожаю твое общество и рад бы провести здесь хоть полгода, но если ты прямо сейчас не скажешь «да, я согласен отдать тридцать процентов», то я просто развернусь и уйду с великой болью в сердце. Вернусь еще через сотню лет, когда ты дозреешь.
Не будем ходить вокруг да около. Торговля продолжалась долго, и в конце концов демоны сошлись на том, что Сорокопут оставляет себе сумму, эквивалентную одному проценту Банка Душ. Ту самую «демолордову долю», объем счета, достаточный, чтобы считаться мажоритарным акционером.
А все, что свыше, то есть еще двадцать четыре сотых процента или девятнадцать процентов своего состояния, он возвращает бушукам. Причем Каген не получает за посредничество фиксированную сумму, а берет ровно столько, сколько сумеет сберечь. Убеждает Мараула, банкиров и демолордов заключить сделку, а дальше все в его руках.
Согласятся власть имущие на пятнадцать сотых процента — девять сотых достанется Кагену. Потребуют две десятых — Каген получит всего четыре сотых. Не уступят ни крохи, будут настаивать на полном куше — Каген не имеет ни эфирки.
Ну а если им захочется еще больше, сделка не состоится.
— Это огромная уступка с моей стороны по отношению к Паргорону, — произнес Сорокопут. — Только чтобы сохранить добрые… ну, хотя бы не
— Я со своей стороны сделаю все, что смогу, — заверил Сорокопута Каген. — Если… нет, когда все пройдет гладко, претензий к тебе больше не будет. Я даже могу попробовать убедить демолордов принять тебя обратно. Все будет забыто и прощено.
— Не трать напрасно свое красноречие, — улыбнулся Сорокопут. — Я больше не чувствую себя частью коллектива.
— Как-то вот так это все и случилось, — закончил свою байку Янгфанхофен. — Как вы понимаете, у Кагена все в итоге получилось, и Сорокопута… не то чтобы простили, но осаду сняли, преследовать перестали, и он понемногу начал жиреть. В одиночку у него это выходило не так быстро, как в числе мажоритарных акционеров, но ему нравилось ни от кого не зависеть.
— Занятная байка, — задумчиво произнес Дегатти. — Дай-ка я попробую догадаться, к чему ты ее рассказал… дело ведь в способе, которым Каген связался с Сорокопутом?
— Да, лазейка в его анклав вела через Сон, — подтвердил Янгфанхофен. — Я сам узнал об этом только на днях — Каген довольно скрытен, но его пробило на ностальгию, когда он узнал, что Сорокопут остался без эфирки… утрирую, конечно, процентов десять капитала он сохранил.
— Ага… — произнес Дегатти. — Любопытно… Сон, значит… Лахджа?..
— Что Лахджа? — не поняла демоница.
— У тебя нет никаких мыслей на этот счет? Какие-нибудь воспоминания, быть может? Друзья, родственники?
Янгфанхофен с интересом переводил взгляд с лица на лицо. Возможно, он и сам обо всем догадался, и теперь ждал лишь, чтобы его подозрения подтвердили.
— Думаешь, это он? — медленно произнесла Лахджа.
— А кто же еще? — мрачно спросил Дегатти. — Шатается к тебе, тля. Даже у Сорокопута разыскал.
— О ком речь? — мягко спросил Янгфанхофен. — Я с вами поделился, поделитесь и вы.
— Ни о ком, — отмахнулась Лахджа. — Я… не смотри на меня так! Прекрати это!
— Настырные «родственники», — сказал Корчмарю Дегатти.
— Если бы он не был таким настырным, мы бы так и висели на шипах!
— Ах, ну конечно, спасибо! Вот спасибо!
— Ты себя некрасиво ведешь. Это мой единоутробный брат. Что за мерзкие мысли?