Семья волшебников. Том 4

Рудазов Александр

— Интересно, каким фархерримом он станет… — вздохнул Такил, пока Лахджа выбирала из списка совершенно незнакомых песен.

— Что?.. — не поняла Лахджа. — Ты все-таки решил его…

— Решил… и похитил… да… Уговорил Матерь его переродить. Не спрашивай, чего мне это стоило.

— Если он был таким рьяным демонитом, зачем его понадобилось похищать?.. Или он был против?

— Не знаю, не спрашивал, — пожал плечами Такил. — Я… хм… а может, и правда стоило спросить?.. Я как-то

не подумал.

Лахджа понимающе кивнула. Ну да, нормальная демоническая логика. Кого волнует мнение смертного? Даже если это твой бывший брат.

— Не знаю… «Любовь к пастушке»? — предположила она, ткнув наконец в одну из песен.

— Нет, — быстро коснулся красного пятна Такил. — Трепанго! Тебе штрафной ход.

— Ладно… — проворчала Лахджа. — Получается, твой брат сейчас в чреве Мазекресс?

— Да, и я веду его за руку. Он там спит, и я помогаю ему…

— Ты помогаешь Мазекресс рожать?..

— Да. Так повышаются шансы. С пятидесяти процентов до… более высоких. Мне, увы, приходится иногда бодрствовать. Зачем-то.

Лахджа вспомнила, как Мазекресс предлагала переродить Веронику, утверждая, что шансы будут выше. Так вот оно что. Понятно, почему Такилу пошли навстречу.

— И сколько ему еще осталось?

— Полгода. Может, чуть дольше. Было сложно уговорить ее дать ему великий дар.

— Он тоже будет апостолом?!

— Не говори никому. Поклянись, что не скажешь. Это наша с Мазекресс тайна. И… эм… наша с тобой тоже, видимо.

— Да кому я же расскажу, я же все забуду, когда проснусь!

— Ах да. Это очень удобно, когда ты такой болтливый, как я. Но все-таки поклянись.

— Ладно, я клянусь. Но это всё равно все узнают, когда он родится.

— Ну да. Но до тех пор — пусть останется секретом. Мы, может, и потом не сразу скажем остальным… посмотрим сначала, что у него за дар…

Лахджа задумалась, что за демон получится из гневливого, экзальтированного, припадочного юноши… хотя он уже давно не юноша. М-да.

— Жаль, Лахтун не с нами, — задумчиво произнес Такил. — Я скучаю по ней.

Его взгляд застыл. Он словно смотрел на километр вдаль, куда-то… в никуда. Кроме настольной игры, в этом сне не было декораций. Они словно сидели посреди Лимбо, затянутой туманом степной равнины. Под серым небом без светил и облаков.

— Хочешь, обниму? — предложила Лахджа.

— Да, давай.

Когда дружеские обнимашки закончились, Такил доверительно сказал:

— Ты очень хорошая. Я обязательно познакомлю тебя с братом.

— Жду с нетерпением, — сказала Лахджа, кидая на поле карточку Слона и подвигая вперед три красные фишки. — Зуккака. Так ведь надо говорить?..

— Да. Ты выиграла.

Пока они

раскладывали игровые принадлежности в коробочки, хотя в мире снов это было абсолютно бессмысленно, Такил продолжал жаловаться:

— Ты извини, что я целый год тебя не навещал. Очень занят был, понимаешь. Остальным от меня все время что-то нужно. Сомнамбула, убей того. Сомнамбула, сведи с ума этого. Сомнамбула, где Тьянгерия? Что ей снится?

— Тьянгерия?..

— Неважно. Вот что я скажу — ничего хорошего ей не снится! Я устал на это смотреть! Мы с Яноем… неважно.

— Яной — это Анахорет?

— Да. Но это все тебя не касается… если сама не захочешь. Не знаю. Надо обсудить с Дзимвелом. Тринадцатый апостол лишним уж точно не будет…

— Я не буду подписываться на то, о чем ничего не знаю.

— Да, это было бы неразумно, — согласился Такил. — Я бы тоже не стал. Ладно, пока.

— Пока. Надеюсь, с твоим братом все пройдет нормально.

— Я тоже. Семья — это важно. Кстати, как там твои мама с папой?

— Точно! — вспомнила Лахджа.

И она поднялась в постели, глядя на привычную стену спальни. Резные дубовые панели, погашенные магические светильники, портрет какого-то славного предка, семейная инкарна, многоцветный рисунок Вероники… в распахнутое окно светило солнце и доносился птичий щебет. Лахджа пару секунд растерянно моргала, а потом вылетела за дверь и бросилась вниз, в гостиную…

Ты не поверишь, что мне сегодня снилось!

Опять этот твой Сомнамбула?

Да! Он такое сказал…

Мысли Лахджи запнулись, сама она притормозила у стола в гостиной. Астрид, Вероника, Лурия, Мамико, Эммертрарок и Уберта Пордалли сидели полукругом перед дальнозеркалом, смотрели «Слово волшебства». Рядом сидели кот, пес и попугай, на диване с газетой лежал муж, а перед ним громоздились стопкой вчерашние блины. Лахджа и Ихалайнен напекли их вчера целую гору, и было настоящее блинное обжиралово, но осталось изрядно, и они лежат тут…

— Лежат уже черствые, а все ходят мимо и игнорируют! — разозлилась Лахджа, демонстративно унося блюдо. — И каждый такой: ничего не вижу, ничего не знаю! Кто-нибудь доест или выкинет! Кто-то, кто не я!

В ее сторону даже головы никто не повернул, и только Лурия укоризненно приложила палец к губам. Сказка как раз подошла к кульминации.

Когда Лахджа вернулась, возмущенная непонятно чем, детская передача уже кончилась, и начался новостной эфир. Дальнозеркальный глашатай давал краткую сводку самого важного, что произошло в Мистерии и всем мире.