Семья Звонарёвых
Шрифт:
– Ольга Николаевна, - громко и отчетливо сказала она, - поезд ждет вас. Там умирают люди. Надо немедля возвращаться, или... оставайтесь здесь.
Княжна остановилась. Варя увидела, как краска оживления покинула хорошенькое лицо княжны, как светлые глаза постепенно налились холодом, тонкие брови надменно изогнулись.
– Хорошо, идите, - ледяным тоном проговорила княжна.– Я сейчас спущусь за вами.
Спускающихся по лестнице Варю и Лялина обогнали два адьютанта. Через некоторое время около подъезда стояла машина Рузского. В сопровождении всей знати вышла закутанная в шубку княжна.
Варя молчала всю дорогу, боясь сказать лишнее.
Варя и сестра Абросимовна всю ночь не отходили от тяжелобольных. У Павла Сидорин то пропадал пульс, и у Вари замирало сердце, то вновь бился, будто успокаивал: "Ничего, я еще буду жить". Варя делала инъекции камфары, давала проглотить воды, и Павел успокаивался. Вдруг часа в три Павел открыл глаза, ласково посмотрел на Варю, на сестру и вновь закрыл глаза, не сказав ни слова. Он крепко уснул. Павел был спасен.
Хуже было с капитаном. Он задыхался. Восковое лицо наливалось синевой. Усилился кашель, горлом пошла кровь. Дистерло решил немедленно делать операцию. Остановили поезд. Спешно стали готовить инструменты. Но спасти жизнь больному не удалось. Когда пришли за ним санитары, чтобы нести в операционную, капитан только слабо махнул рукой. говорить он не мог. К утру он скончался.
Нервы Варины не выдержали. Прислонившись головой к плечу Краснушкина, она заплакала, по-детски всхлипывая и не вытирая слез.
41
Почти всю зиму жила Маня одна в квартире Звонаревых. После Вариного отъезда с санпоездом детей забрала Катя. Маня понимала почему. И не обижалась. Конечно, ей было больно, но винить людей за то, что они помнили ее прошлое, она не могла. Откуда им знать, что она стала другой? Для этого нужно было иметь душу Варвары Васильевны или Ольги Семеновны Борейко. Они видели сердцем, а не глазами. Они верили ей и заставили ее, Маню, поверить в людей. Она в жизни своей видела много грязи, много обид и очень мало света, а гоавное - очень мало настоящих людей. И привыкла к тому, что от них добра ждать нечего...
Но вот в последнее время в ее жизни вдруг все переменилось. Она узнала людей, которых никогда не знала прежде, - очень чистых, очень добрых и очень смелых. Как-то Варвара Васильевна послала ее Ольге Борейко. После работы она сразу же пошла к ней. Маня много знала об Ольге по рассказам, но увидела ее впервые. Маленькая, худенькая, с умными уставшими глазами, Ольга сразу понравилась ей. Маня хорошо выполнила ее просьбу. Да и просьба была пустяковая - подумаешь, сходить на Выборгскую сторону по адресу и передать упакованные свертки Захару Петровичу. А Выборгскую она знала вдоль и поперек, все дома, все проходные дворы, как свои пять пальцев. Правда, идти туда, где тебя звали только Манькой, где каждый мальчишка мог вслед бросить грязное слово, идти туда было страшновато и противно. А вышло все хорошо. Захар Петрович, она знала его еще прежде, он работал токарем, встретил ее с удивлением, а получив свертки, с уважением пожал ей руку. Серьезно расспрашивал ее о жизни и просто по-дружески проводил, звал бывать почаще. После этого случая Маня стала заходить к Ольге. Ей было приятно и интересно сидеть в тихой комнате, слушать рассказы маленькой женщины. И Ольга постепенно на многое раскрыла ей глаза. Она теперь
– Маня, - сказала ей как-то Ольга, - ты умная, способная и молодая. У тебя вся жизнь впереди - учись!
И Маня стала учиться. Было трудно, конечно, но только первое рвемя, а потом стало интересно. Она вдруг почувствовала себя, будто вышла в поле, широкое, зеленое, залитое ярким весенним солнцем. Ветер, полный терпкого запаха луговых трав, бьет ей в лицо, в грудь, развевает тяжелые косы. И легко дышать, и хочется жить... Перед ней раскрылся мир непривычных для нее мыслей, но очень понятных и волнующих. И Маня старалась. Даже Ольга удивлялась ее успехам. Маня старалась еще по одной причине, но даже себе она боялась признаться в этом.
В ее жизни появилось новое, необыкновенное, радостное до восторга чувство. Оно наполняло ее грудь, смывая усталость с лица, когда она думала о Васе.
Что и говорить, в ее горькой жизни было много мужчин, но Вася был совсем другой, и все было другим. Вася любил... Она это видела, чувствовала сердцем.
Вот и сейчас, когда она бежала домой из больницы, уставшая и продрогшая, стоило ей вспомнить о Васе, как горячая волна счастья залила грудь. Сразу стало тепло, хорошо, сразу прошла усталость.
Мария вспомнила свою последнюю встречу с ним. Она сама пришла в училище - он очень просил. Васю отпустили на несколько часов. Боясь встретиться с ним в приемной, где было много курсантов, пяливших на нее шлаза, Маня ушла к воротам. Через их чугунную решетку она увидела, как Вася, запахивая на ходу шинель, показался в дверях. Окиннув кругом взглядов, увидел ее и кинулся навстречу. Здесь же, у ворот, не обращая внимания на прохожих, он прижал ее к груди крепкими, сильными руками и скорее выдохнул, взволнованно и горячо, чем сказал:
– Мария!
А потом они бродили по улицам, забыв обо всем на свете. И Маня видела только его сияющие, сумашедшие глаза. Они почти ни о чем не говорили. Что могли сказать слова? А когда стемнело и Маня озябла, он распахнул шинель и прижал ее к себе. Маня робко просунула свои озябшие руки ему под мышки, замерла, слушая редкие и сильные удары его сердца. Тогда он впервые ее поцеловал. Она увидела освещенное фонарем Васино побледневшее лицо, его большие, ставшие темными глаза. Он смотрел жадно, не отрываясь, и вдруг, обхватив ее руками за плечи, приник к ее губам. Задыхаясь, он прошептал:
– Мария, люблю тебя на всю жизнь!!!
Маня вздохнула и, запрятав руки в поношенную маленькую, из беличьего меха муфточку, быстрее побежала к дому. она как-то сказала Ольге о своей любви: уж очень хотелось с кем-то поделиться, посоветоваться... Ольга тогда помолчала, а потом сказала:
– Не спеши! Приглядись получше. Хорошо это только тогда, когда прочно. А прочно ли?..
Маня открыла ключом квартиру, вошла. В передней остановилась перед зеркалом. Увидела высокую девушку. Синяя жакетка с беличьим воротником ладно облегала стройную фигуру, высокую грудь, маленькая, тоже из беличьего меха пушистая шапочка, надвинутая на лоб, открывала тяжелый золотой узел волос. Маня провела озябшей ладонью по крепким, алым с мороза щекам, дотонулась пальцем до пушистых бровей. Серые, мерцающие радостью глаза улыбались.