Семья
Шрифт:
— Как тебе сказать! Вот пойдем к нему и увидишь, — ответил жене Санкити.
Вместе с ними навестить дядю пошла и о-Сюн, дочь Минору.
Морихико жил в гостинице. Гости поднялись на второй этаж и вошли в комнату Морихико. На полу лежала большая шкура медведя. У окна стоял шахматный столик. В углу гости заметили чемодан из добротной китайской кожи. В комнате был образцовый порядок, и все ее убранство говорило, что постоялец поселился надолго.
— Рад, рад, что пришли, — приветствовал гостей Морихико. — Я хотя и послал Минору поздравительное письмо, но чувствовал себя
Расставив на столе чашки с блюдцами, Морихико хлопнул в ладоши.
— Что угодно господину Морихико? — проговорила вошедшая в комнату хозяйка гостиницы.
— Познакомьтесь, пожалуйста. Жена моего брата... — сказал Морихико, указывая на о-Юки. — И принесите чего-нибудь сладкого к чаю — конфет, печенья.
— А мне, пожалуйста, папирос, — добавил Санкити.
— Ты, Санкити, что-то много стал курить, — заметил Морихико, нахмурившись. Сам Морихико не курил и за всю жизнь не выпил, кажется, и рюмки спиртного.
В полдень все четверо пошли в европейский ресторан. Заняли столик на втором этаже, где было мало народу и поэтому тихо. Морихико много рассказывал о жизни в провинции, о своей семье.
«Вот и с Морихико повидались. Теперь не мешает подыскать жене приятельниц», — подумал Санкити. Он решил пойти к одной своей знакомой, по имени Сонэ, которая приходилась дальней родственницей школьной подруге о-Юки. О-Юки с радостью согласилась.
Как только стало смеркаться, Санкити и о-Юки отправились к Сонэ, жившей в семье старшей сестры. В этот вечер у Сонэ были гости, среди них один известный музыкант. В комнатах, обставленных просто и со вкусом, был идеальный порядок. Возле каждого гостя стояла небольшая фарфоровая жаровня с тлеющими углями. В семье были маленькие дети — иногда за стеной вдруг слышался детский плач. В гостиной шел оживленный разговор, когда в комнату, неслышно ступая, вошла девочка лет шести с бледным личиком и волосами, падающими в беспорядке на плечи. Подойдя к Сонэ, она старательно поклонилась Санкити и о-Юки.
— Какая милая девочка, — сказала о-Юки. Девочка засмущалась и выбежала из комнаты. Сонэ была старше о-Юки. Но о-Юки она показалась совсем юной, хотя лицо у нее было печальное. Когда она поднимала на собеседника глаза, казалось, что она не видит его. Во весь вечер она ни разу не улыбнулась. С детских лет Сонэ видела много горя, может быть, это сделало ее характер угрюмым.
Санкити и о-Юки недолго задержались у Сонэ — она была занята гостями. Вернувшись домой, Санкити спросил жену, понравилась ли ей Сонэ.
— Я, право, не знаю, — смутилась о-Юки. Ей нечего было сказать, ведь она видела Сонэ первый раз.
Супруги решили ехать на следующий день. Им еще надо было сделать кое-какие покупки, собрать и упаковать вещи, — словом, забот было хоть отбавляй. Но прежде всего Санкити хотел поговорить с Минору о Содзо. Войдя в комнату брата, он без обиняков заявил, что Содзо взять с собой не может.
— Да, да, конечно... Ты прав. Это было бы очень тяжело для вас. Я потом уже передумал, — улыбнулся Минору брату.
Пришли попрощаться мать и брат о-Юки. Они принесли деньги —
Сказаны последние слова прощания. И в три часа дня о-Юки и Санкити были уже на вокзале Уэно вместе со всеми своими пожитками. Пассажиров было много — на перроне была теснота.
На другой день, когда совсем стемнело, Санкити и о-Юки добрались наконец до своего нового дома. В пути им пришлось заночевать на одной станции. Они и сами не очень спешили: им хотелось попасть домой к вечеру, так что назавтра они собрались в дорогу только после обеда. Когда они сошли с поезда, было уже совсем темно. До самого дома о-Юки ни на шаг не отходила от мужа: место было незнакомое, и ей было немного не по себе.
Вошли во двор. Еще несколько шагов, и о-Юки очутилась в комнате. У небольшого очага сидел мальчик. Он ожидал гостей. Это был ученик школы, в которой преподавал Санкити. Он жил у своего учителя и помогал ему
по хозяйству. Низким поклоном приветствовал мальчик о-Юки.
— Я знал, что сегодня вы обязательно приедете, ведь завтра понедельник. И решил вас встретить, — сказал он Санкити.
— Да, мы немного задержались, — ответил Санкити, садясь к огню.
О-Юки развернула узелок, вынула несколько пряников и протянула мальчику.
— Так вот какой у нас дом, — сказала она, внимательно осматриваясь. Возле стены, у которой был сложен очаг, стоял буфет, рядом — большой, грубой работы, стол, потолки были темные от копоти.
— Говорят, когда-то в этом доме жили самураи, — проговорил Санкити. — Вот там, сзади, был парадный вход. Теперь он закрыт и там кладовая. Дверь, через которую мы вошли, пробита недавно — ее сделал хозяин, который жил здесь до меня. Ну и грязи осталось после него! Пришлось заново оклеить все стены, постелить новые татами... Да и очаг был сложен заново, уже когда я здесь поселился.
Мальчик принес из кладовой зажженную лампу. Санкити взял ее и повел жену на кухню. Кухня была довольно просторная, с дощатым полом: раковина для мытья посуды, кое-какая утварь — вот все, что в ней было. Налево в стене виднелась закопченная дверь. Санкити открыл ее.
— Здесь я храню уголь и дрова, — объяснил он жене и поднял лампу над головой, чтобы о-Юки было получше видно. Но в кладовой было так темно, что о-Юки ничего не разглядела. — А это твоя комната, — сказал Санкити, входя в небольшую комнатушку, куда вела дверь из столовой.
Неровный свет лампы упал на коричневые обои, озарил довольно высокий потолок. В открытую дверь была видна еще одна комната — там стоял стол, на нем учебники. В ней жил мальчик. Дом показался о-Юки достаточно большим, но на всем лежал отпечаток глухой провинции.
Привезли багаж, оставленный Санкити на вокзале. А молодым все казалось, что они в поезде. На какой-то станции к ним в купе подсели муж с женой. Они то и дело поглядывали на Санкити с о-Юки и шептались. У женщины были огромные глаза, а глаза мужчины смотрели тоскливо. Даже сейчас, вспоминая эти взгляды, супруги чувствовали неловкость. А когда они ехали, то от стыда, что путешествуют на людях, Санкити и о-Юки робели даже взглянуть друг на друга.