Сердце Скал
Шрифт:
— Платок! — прошипел Алва сквозь зубы лакею Манрика.
Валме, путаясь в бантах, торопливо вывернул свои карманы, благословляя Создателя за то, что платков-то у него вдосталь. Вместе с подбежавшим Манриком они туго перетянули Алве руку, пытаясь остановить кровотечение. Рана была неопасная, но болезненная. Роскошные манжеты виконта в один миг намокли и порыжели.
Врач барона Феншо поднялся навстречу подошедшему графу Ариго. До Алвы и его секундантов отчетливо донеслось:
— Легкое пробито насквозь… Ничего нельзя сделать… Не доживет до завтра…
— Граф Гирке не может продолжать
Алва приблизился к Гирке, который захлебывался собственной кровью.
— Мы условились сражаться до смерти, граф, — сказал он угрюмо, — но в настоящее время это невозможно. Предлагаю перенести нашу встречу на более поздний срок. Мы продолжим, когда вы поправитесь и будете здоровы.
Гирке слабо двинул рукой, что, вероятно, выражало согласие. Выражение глаз Фридриха Шуленвальда переменилось: он посмотрел на Алву с признательностью.
Слуги тут же засуетились, готовясь переносить своего хозяина в карету супрема. Ги Ариго, знаком подозвав к себе врача, распорядился ровным тоном:
— Вы поедете вместе с графом Гирке.
— Но, ваше сиятельство, — возразил тот, — мои услуги еще могут понадобиться здесь!
— Вы поедете вместе с графом, — мертвым голосом повторил Ариго, словно не слыша возражений.
Врач беспомощно оглянулся на молодого Эдуарда Феншо: тот растерянно кивнул, словно признавая невозможность спорить с эром. Врач поспешил следом за раненым.
Немного спустя карета супрема тронулась в путь, и место у ворот Нохи освободилось. Зеваки, до сих пор смотревшие в просветы между экипажами, теперь, не таясь, обступили внутренний двор аббатства.
Ги Ариго размеренным движением снял свой роскошный алый камзол и отдал его оруженосцу. Манрик, рассчитывая позлить врага, осмотрел графа с оскорбительным тщанием, но ничего не добился. Ариго оставался безучастным.
Ворон принял эспаду левой рукой.
Схватка вышла короткой. На сей раз Алва решил не медлить и сразу же атаковал противника. Тот оказался умелым фехтовальщиком, но левая рука Ворона явно стесняла его. Он медленно отступал, хотя и не позволял пробить свою защиту и, очевидно, выжидал удобного момента для нападения. Через пару минут он остановился, упершись каблуками в землю, и перешел в наступление.
Сделав ложный выпад, он поймал парирующую эспаду Алвы своим клинком и попробовал вытолкнуть ее с линии боя. Это ему почти удалось. Шпага Ворона отклонилась влево, и Ариго тут же воспользовался этим. Он шагнул вперед, одновременно нанося режущим краем эспады сильный удар под колено.
Это был подлый прием – прием, которым слабый способен победить сильного. Если бы Ариго перерезал Алве сухожилия, тот беспомощно рухнул бы на плиты двора. Тем не менее, удар не считался запрещенным. Манрик рванулся вперед, чтобы остановить поединок на свой страх и риск, но неожиданно споткнулся о Дарави: кавалер давно оставил тело Килеана в карете Феншо и теперь маячил за спинами дуэлянтов,
К счастью, Алва обошелся без вмешательства секунданта. Уклонившись в сторону, он вывел свою эспаду из захвата и выполнил фруассе. Его клинок скользнул вдоль клинка противника и сильно толкнул тот острием в гарду. Рука графа на секунду опустилась, и Алва, не мешкая, нанес удар в голову. Лезвие вошло Ариго в левый глаз и на добрую треть утонуло в глазнице.
Ги Ариго осел на плиты двора, даже не вскрикнув. Граф Энтраг, по-бабьи взмахнув руками, подался вперед, безумным взглядом уставившись на стекленеющий правый глаз брата. Эдуард Феншо судорожно вцепился зубами в свои замшевые перчатки. Валме, заметивший этот жест, внезапно вспомнил, что юноша недавно потерял отца. Вероятно, гибель эра оказалась для него последней каплей.
Похоже, барон Карлион подумал о том же самом. Он сочувственно похлопал молодого Феншо по плечу и подал знак слугам помочь ему поднять тело. Серый, как эсператистская ряса, Джон-Люк Тристрам повернулся к Энтрагу, делая приглашающий знак рукой. Тот не сразу понял это движение, но уяснив, что имеется в виду, попятился так, что едва не уперся спиной в стену заднего двора Нохи.
— Нет… Я не могу… Нет… — забормотал он.
Манрик не смог удержаться от злорадства. Энтраг был жалким человеком, не стоящим ненависти, но Манрик на дух не выносил всю эту семейку.
— Что это значит, граф? — поинтересовался он, смакуя каждое слово. — Значит ли это, что вы готовы принести герцогу Алве свои полные и исчерпывающие извинения?
Энтраг затравленно посмотрел на него.
— Я… Да… Нет…
— Деритесь, ваше сиятельство, — грубовато посоветовал ему Дарави. — Деритесь не сомневаясь. Вы же видите: его светлость уже полутруп.
Манрик бросил обеспокоенный взгляд на своего доверителя: Дарави, конечно, щедро преувеличил, но кое-какие основания для подобного заявления у него имелись. Повязка на правой руке Ворона, наспех сооруженная из платков Валме, уже покраснела и набухла; черные волосы Алвы влажно блестели от пота. Он стоял вполне спокойно, но по тому, как поднималась и опускалась его грудь, можно было понять, что дышит он тяжело. Сказывались три схватки и немалая потеря крови. Конечно, Энтраг слабак и трус, но загнанная в угол крыса может стать опасной…
Прикинув все это, Манрик взглянул на Энтрага с оптимизмом голодной цапли при виде лягушки, и улыбнулся во все тридцать два зуба, порядком напугав этим виконта Валме:
— Итак, мы ждем ваших извинений… граф Ариго.
Титул, обладателем которого он стал минуту назад, окончательно добил Энтрага. Он тоненько взвизгнул и кинулся к ближайшему пролому во внешней стене, путаясь в собственной портупее. Дарави едва не плюнул с досады. Алва, стоявший до сих пор совершенно неподвижно, внезапно прыгнул, как тигр, наперерез врагу. Энтраг попытался руками поймать летящее ему в лицо лезвие, но Алва сделал финт и вспорол графу живот. Тот с воплем повалился на землю, корчась в предсмертных судорогах. На лицах всех свидетелей – и секундантов, и зрителей – появилось отвращение, но Манрик не смог бы сказать, к чему оно относилось: к бегству Энтрага или к поведению Алвы.