Сердце Скал
Шрифт:
Впрочем, было одно исключение. Капитан Феншо-Тримейн воспринял произошедшее совершенно равнодушно. Он даже не пожелал тратить время на ожидание, пока граф Энтраг перестанет биться в последних корчах.
— Прошу вас обозначить линию, господа, — обратился он к секундантам, словно не слыша стонов своего предшественника.
Теньент Миквиц, не торопясь, выступил вперед. Он церемонно обнажил оба своих колишемарда и продемонстрировал их Манрику. Тот небрежно кивнул. Миквиц приложил острие одной шпаги к эфесу другой и опустил клинки на землю недалеко от внутренней стены Нохи,
Противники одновременно шагнули вперед, ставя ведущую ногу на линию. Глаза Алвы рассеянно блуждали по стенам аббатства, тогда как Феншо-Тримейн в упор смотрел на него с такой ненавистью, что этот взгляд был равносилен смертному приговору. Манрик и Миквиц тем временем опутали ноги противников ремнями, накрепко зафиксировав каждого на своем месте.
— Его светлости конец, — вполголоса сказал Дарави на ухо Валме. Кавалер был доволен: еще бы, он вытащил из колоды своей судьбы козырной туз! Нынешним же вечером все столичные гостиные откроют свои двери для безвестного провинциального дворянчика. Дарави явно предвкушал сенсационный рассказ о гибели храбрых Людей Чести и не менее храброго Первого маршала Талига.
Марсель помрачнел. Феншо-Тримейн был свеж и полон сил, тогда как силы Алвы уходили вместе с кровью. Валме вообще считал линию извращенной формой самоубийства, но ему было ясно: Тримейн явно готов к нему, при условии, что оно будет взаимным. Даже если Алва ударит первым, Ворон все равно останется пришпиленным к земле, как бабочка к обоям, и Феншо-Тримейн, даже умирая, успеет утащить его за собою в Закат.
Секунданты отступили. Дуэлянты, нагнувшись, подняли колишемарды с земли. Манрик, лицо которого заметно посуровело, подал знак начинать.
Феншо-Тримейн не стал «ощупывать» своего противника, как говорят фехтовальщики: сегодня он видел достаточно. Он бросился в атаку с такой яростью, что, не будь Алва привязан, ему пришлось бы отступить. Ненависть удесятерила чутье капитана Кремонского полка, и его защита была такой же безупречной, как нападение. Он сделал ложный выпад, целя Ворону в бедро, сделал финт и со всей силы ударил Алву в грудь тонким, как игла, клинком колишемарда.
Раздался глухой стук, звон и пронзительный человеческий вопль.
— А-а! — вопил кавалер Дарави в ужасе, подняв руку.
Свидетели, подавшиеся было вперед, теперь шарахнулись назад. Манрик едва не разинул рот от изумления. Дарави показывал прямо на медальон Повелителей Ветра, болтавшийся в проделанной шпагой прорехе рубахи.
Фамильный знак только что спас жизнь своему хозяину.
Феншо-Тримейн, покачиваясь, будто он стоял не на земле, а на палубе корабля, в полном недоумении смотрел на обломок колишемарда в своей руке. Валме удивился, почему Алва не атакует, и только тут заметил, что из спины капитана торчит острие клинка. Ворон так и не выпустил эфес, словно не мог держаться на ногах без этой опоры.
В
Глава 2. Дуэль. 4
4
Покидая опустевший Новый дворец, кардинал Сильвестр буквально кипел от противоречивых чувств. Надо же было так глупо попасться! Насмешники наверняка назовут сегодняшний день Днем Одураченного кардинала. О, он никогда не был пугливым человеком, напротив: ощущение опасности всегда подстегивало его. Однако сейчас он с трудом удерживался от того, чтобы не пуститься бегом по обезлюдевшим дворцовым коридорам, подхватив полы сутаны. В голове билась единственная мысль: Алву следует отправить в Фельп, как только он протрезвеет!
Двор напоминал разгромленный птичник, в котором похозяйничал матерый волк. Хищник затаился где-то недалеко: кардинал даже спиной чувствовал на себе его пристальный взгляд. Но куда сильнее страха была злость на себя. О чем он думал вчера, Леворукий и его кошки?! Должно быть это шадди ударил ему в голову, что он так благодушно отмахнулся от известий о дуэли! Велика важность, говорил он себе, если Рокэ прикончит пару-тройку Людей Чести. Их поголовье давно пора сократить. Слепец, ротозей, простофиля!.. Не иначе как он заразился наивностью от Агния.
По счастью, в пустом дворце Сильвестру встретился Маркус Фарнэби. Благослови Создатель сплетников! Маркиз всегда отличался исключительным чувством самосохранения, поэтому и не ринулся на Старую Часовенную улицу вместе со всем двором. Он скромно дождался кардинала. Приятно видеть, что дальновидные люди еще не списывают тебя со счетов, как поторопились сделать ослепленные враги…
Фарнэби в подробностях описал Сильвестру сцену, произошедшую сегодня в Старом парке во время прогулки короля.
В час дня, в полном соответствии с этикетом, его величество под руку с ее величеством в сопровождении придворных дам и кавалеров степенно шел по главной аллее, когда на ее противоположном конце показался барон Жан-Филипп Феншо в глубоком трауре и с еще более траурной гримасой на морщинистом лице.
Старик не появлялся во дворце со времени своего отъезда в Эпинэ по случаю смерти сына, поэтому король приветствовал осиротевшего отца милостивым жестом.
— Мы соболезнуем вашей утрате, барон, — сказал он, жалуя Феншо руку для поцелуя.
— Благодарю вас, ваше величество, — ответил старик гулким голосом, словно у него был заложен нос. — Видит Создатель: никто не оплакивал своего сына так, как я! И все же я был бы готов потерять его снова, если бы это избавило меня от горя принести страшную весть вашим величествам.
Удивленный король одернул руку.
— О чем вы?
— Весть эта не столько для вас, государь, сколько для ее величества, — ответил Феншо, горестно опуская голову, словно не осмеливаясь взглянуть королеве в лицо.