Сердце Скал
Шрифт:
— Создатель не допустит, чтобы прервался род, четыреста лет безупречно служивший династии Олларов, — горячо уверил его Сильвестр.
Сколько же сорняков еще придется корчевать!
— Вы не останетесь выпить со мною чашечку шадди? — спросил кардинал, когда карета остановилась и лакей открыл дверцу.
— Благодарю за честь, ваше высокопреосвященство. Но важная миссия, возложенная вами на меня, не терпит промедления. С вашего позволения я сегодня же оставлю столицу.
Сильвестр вышел из кареты, опираясь на заботливо подставленную руку Колиньяра, оттеснившего слуг. Едва ступив на землю, кардинал торжественно возложил ладонь на голову своего собеседника.
— Благословляю вас, сын мой. Да пребудет с вами милость Создателя нашего.
Колиньяр,
Сильвестр поднялся в кабинет, чувствуя себя таким бодрым, словно только что от души напился шадди. Если ему удастся завтра же отправить Рокэ в Фельп… Превосходно! Большой Совет соберется, и Генеральный прокурор безупречно выполнит свои обязанности. Только рассматривать он будет не жалобы Людей Чести, а государственную измену герцога Окделла.
Глава 3. Агарис. 1
12-24 дни Весенних Молний, 1 день Летних Скал 399 год Круга Скал. Городок Брё недалеко от алатской границы; деревушка Од в Алате у талигской границы; Агарис
1
Дик проснулся около семи часов утра: его разбудил стук лошадиных копыт по твердой, как камень, земле. Со сна ему показалось, что это Сона: ему почудилось, будто он узнает ее аллюр, как влюбленный догадывается о приближении возлюбленной по ее походке. Ричард приподнял голову с подушки. Невидимый всадник, звеня шпорами, спешился у ворот их постоялого двора. Кеннет Кохрани, настороженный, как кошка, уже стоял возле запертых ставен и пытался рассмотреть что-нибудь сквозь узенькую щелочку между ними.
— Это гонец из Олларии, милорд, — сказал он Ричарду, побледнев. — На нем цвета герцога Алвы. Держу пари, что рей Суавес ждал именно его.
Со двора донеслась негромкая кэналлийская речь, почти сразу же стихшая: собеседники, по-видимому, вошли в гостиницу.
Сон как рукой сняло. Дик торопливо вскочил с постели.
— Помоги мне одеться.
Шел пятый день с момента их отъезда из Олларии. В тот вечер, когда Ричард позорно проиграл свое маленькое сражение, Алва от души накачал своего оруженосца рвотным. Дика едва не вывернуло наизнанку. Он вконец изгадил эру его роскошный морисский ковер – тогда он ощущал неловкость и стыд, но теперь вспоминал об этом не без тайного злорадства. Когда ему стало казаться, что сейчас он начнет харкать кровью, Алва остановился и отпустил его. Измученный Дик почти не стоял на ногах: он был слаб, как недотопленный котенок. Слуги, подхватив его под руки, оттащили наверх, в его комнату. Его швырнули на постель, и он без сил повалился прямо как был, в мокрой и воняющей рвотой рубашке. Слуги, между тем, не ушли, а встали на караул у его кровати, словно он еще мог натворить что-нибудь. Спустя несколько минут перепуганная горничная принесла Дику стакан яичного белка, взбитого с молоком – противоядие. Сначала он решил ничего не пить, однако, вспомнив, с помощью какого приема Алва вливал в него воду, передумал и выпил все до капли.
Странно, но он сразу же уснул, несмотря на толпящихся в комнате хмурых кэналлийцев. Вероятно, разговор этого вечера, неудавшееся покушение и экзекуция, устроенная ему эром, слишком сильно измотали его.
Проснулся он в предрассветных сумерках из-за того, что в распахнувшуюся дверь его комнаты влетел его паж Кеннет Кохрани.
— Милорд! — воскликнул мальчишка, всплескивая руками: видимо, непрезентабельный вид хозяина потряс его. — Что с вами, милорд?.. Что с вами сделали эти кэналлийские собаки?..
Одетый по-дорожному Хуан Суавес вошел следом за ним.
— У вас пятнадцать минут, чтобы собраться, — процедил он сквозь зубы, удостоив Ричарда мимолетным недобрым взглядом.
Дик понял, что это означает. Иного он и не ждал.
— Эй! А кто вы такой, чтобы приказывать… — начал было распетушившийся Кеннет.
— Помоги мне встать! — резко оборвал его Ричард, бросая на пажа фамильный карлионовский взгляд.
(Дик позаимствовал его
Кеннет умолк на полуслове и занялся делом. Ричард, впрочем, подозревал, что на пажа гораздо больше подействовало бледно-зеленое лицо господина.
Ровно через пятнадцать минут он был полностью готов предстать перед дознавателями Багерлее. Правда, его шатало, но, в конце концов, его ждали не танцы, а допрос и тюремная камера. Шестеро охранников-кэналлийцев затолкали его в большую черную карету. Улучив минутку, паж, которому, как собачонке, позволили юркнуть следом за хозяином, шепнул ему на ухо:
— Ни о чем не тревожьтесь, милорд. Я ничего не сказал его светлости, и «там» ничего не скажу.
Ричарду оставалось лишь надеяться, что «там» Кеннет не задержится. Все, о чем мог рассказать двенадцатилетний мальчишка, сводилось к переписке между Ричардом и офицерами Надорского полка.
Карета помчалась по пустым улицам столицы с такой скоростью, что Дика снова замутило. Обеспокоенный Кеннет зашипел на сидевших напротив кэналлийцев, как рассерженный кот, но память о фамильном карлионовском взгляде была еще свежа, поэтому обошлось без возмущенных воплей.
Только через четверть часа до Ричарда стало доходить, что карета едет вовсе не в Багерлее. Хотя шторки были опущены, звуки слышались явственно: Суавес сухо потребовал, чтобы отряд пропустили «по приказу Первого маршала». Было очевидно, что они проезжают городскую заставу. Из уважения к герцогу Алве карету не стали досматривать, а у Кеннета хватило сообразительности подчиниться молчаливому приказу держать язык за зубами.
Все это заставляло призадуматься, но в голове звенело, шумело и кружилось. От слабости Ричарду стало мерещиться, что оскорбленный эр решил расправиться с ним согласно древнему обычаю, и теперь последнего герцога Окделла тащат в Кэналлоа, чтобы бросить в самую мрачную темницу Алвасете. Или его везут на Марикьяру? Эр Август рассказывал, что Суавес когда-то был работорговцем, а на Марикьяре издавна существовал огромный рынок рабов. За сильного молодого мужчину дадут не мало… Таллов пятнадцать, если верить Берто. Впрочем, нет, за него столько не предложат: он не приспособлен к тяжелому физическому труду. Берто говорит, что шады покупают рабов главным образом для рытья каналов и для работы на каменоломнях… Ну, и еще чтобы возделывать поля. Климат в Багряных Землях чудовищный… Вот родись он женщиной, за него сразу бы заплатили таллов тридцать, не торгуясь… А будь он юной девственницей, так вообще… Всеблагой Создатель, да он бредит!
Карета, выбравшись из города, помчалась по предместью с прежней стремительностью. Ричард молчал, сцепив зубы: ему было плохо от немилосердной тряски, и сознание постепенно уплывало. Часов через пять Суавес, заглянувший в окошко проведать герцога Окделла, скрипнул зубами и велел сделать остановку в придорожном трактире. Из этого Дик заключил, что в планы Алвы все-таки не входит вытрясти из него душу.
После завтрака в голове стало проясняться, и Ричард сообразил: соберано Кэналлоа не пойдет на такую подлую месть, как продажа в рабство собственного оруженосца. К тому же герцога Надорского проще убить, чем продать. Если уж Алва не прикончил Дика на месте, стало быть, не потащит за этим на другой конец Талига. Дик попробовал рассудить здраво. У эра Рокэ было три способа наказать его: открыто обвинить в покушении и отдать на растерзание судебным властям, заявить о нарушении клятвы оруженосца и выбросить обратно в Надор и, наконец, проучить тихо, по-домашнему, оправив куда-нибудь в надежное место. От обвинения Алва, по-видимому, решил отказаться, а дорогу на Надор Ричард знал так хорошо, что задернутые шторки кареты не ввели бы его в заблуждение. Оставалась домашняя епитимья. В рабство Алва его, конечно, не продаст, но кары не избежать. Что же, Ворон имел на это право. Ричард надеялся только, что гнев эра обрушится лишь на него одного. Не мог же тот всерьез предполагать, что Ката… что королева причастна к покушению!..