Сердце Скал
Шрифт:
Дик слегка удивился. Оноре Заяц?
— Если вы находите это уместным, ваше высокопреподобие… — промямлил он.
— Тогда решено, — произнес настоятель, весело поблескивая умными живыми глазами. — Через неделю, ваша светлость, я предоставлю вам пропуск, которым вы можете воспользоваться так, как считаете нужным. Останетесь ли вы в Граши, поедете ли в Талиг или куда-нибудь еще, этой бумагой вы распорядитесь по собственному разумению.
— Благодарю вас, отец мой, — поклонился Ричард. — Но я прошу вас еще указать в ней моего слугу Гиллалуна… скажем, как брата Гильельмо. И я также буду вам весьма признателен, если вы напишете Великому герцогу, что паломники намерены посетить Гальтару,
— Вы намерены посетить Гальтару? — искренне удивился настоятель. — Для чего?
— Это касается одного дела, прояснить которое я обещал его высокопреосвященству, — уклончиво проговорил Ричард, решив не упоминать гоганов. — К тому же через Гальтарскую область легче всего въехать в Талиг. Места там заброшенные.
— Будьте осторожны, ваша светлость, — серьезно предупредил Дика отец Канио. — В тех местах вечно ошивается всякий сброд. Вы легко можете стать добычей гальтарских разбойников.
— Все ценности я оставлю на хранение вам, ваше высокопреподобие, — заверил его Дик. — К тому же разве не вы сами говорили совсем недавно, что святой Гермий не оставит меня?..
Глава 4. Гальтара. 5
5
«…Не скрою от Вас, сын мой, что герцог Алва не выразил заинтересованности ни в Вас, ни в маркизе Эр-При. Особливо же герцог просил передать, что отныне Вы можете считать себя совершенно свободным»…
Гонорий Заяц раздраженно дернул плечом и бросил рассеянный взгляд на заброшенную дорогу. Вдоль обочин слева и справа возникали то погребальные барельефы, то кирпичные колумбарии: больше всего Старогальтарский тракт напоминал растянувшееся на множество хорн обветшалое кладбище, которым, впрочем, и являлся. Жители деревушки, где путники провели прошлую ночь, очень советовали не сходить с дороги, чтобы не провалиться невзначай в вентиляционную шахту древнего склепа, чей полуразвалившийся вход торчал где-нибудь в паре хорн отсюда как стершийся гнилой зуб. Шептались, что здешние катакомбы уходят в глубь земли на три-четыре яруса. В древнегальтарские времена в них прятались первые эсператисты, а после Эрнани IX – абвениаты, пытавшиеся спасти культ Четверых и прорывшие, как крысы, ходы во всех направлениях.
Среди мелькавших перед глазами многочисленных надписей с привычными H·S·E[1], V·V·V[2] и почтительными F·P·D·M·P[3] взгляд Ричарда неожиданно выхватил «durus et immotus in fide»[4], и юноша рассерженно отвернулся. На сердце у него был камень.
Письмо от кардинала Левия пришло 5 дня Летних Ветров. Вместе с ним магнус Ордена Милосердия прислал последние донесения своего прознатчика в Олларии. Партия королевы, которую после дуэли в Нохе возглавил брат Оскара, еще держалась. Первые две-три недели Катари и епископу Риссанскому удавалось не допускать Кантена Дорака до особы короля. Одно время даже казалось, что мерзавец вот-вот падет. Но Дорак сумел вывернуться. Через верных людей чуть ли не из прислуги он сумел устроить тайную встречу с Фердинандом, и коронованная марионетка вновь заплясала в его руках на старый лад. Катари заперли в ее покоях, но справиться с молодым епископом оказалось сложнее. Он произвел огромное впечатление на Оллара и пытался выжать из этого все, что мог. Двор застыл в шатком равновесии: партия королевы проиграла последнюю схватку, но исход всей битвы был еще неясен.
Мысли об этом не давали Ричарду покоя всю неделю, пока он вместе с Гиллалуном тащился по давно забытому тракту. Солнце палило немилосердно. Над дорогой висела мельчайшая невидимая пыль, забивающая легкие, словно здешний воздух
Дик понимал, что его долг – быть сейчас в Олларии рядом с Катари. Но преосвященный Луи Риссанский!.. Положа руку на сердце, Дик понимал: он никогда не посмеет встретиться взглядом с епископом. Ричард Окделл предал Феншо-Тримейнов: и генерала, которого расстреляли у него на глазах, и капитана, убитого по его вине на дуэли. Молодой и энергичный брат Оскара – всего на каких-нибудь пять лет старше самого Ричарда! – имел все основания с презрением отвернуться от последнего герцога Надорского.
Хотя были предатели и пострашнее Дика. Всю последнюю неделю юноша ломал себе голову над смыслом поступков графа Штанцлера. Зачем беглый кансильер солгал ему? Зачем дал перстень с ядом, который никогда не принадлежал роду Эпинэ? Зачем толкнул сына своего друга на бесчестье? Право же, с горечью думал Дик, не герцогу Надорскому бросать камень в Фердинанда Оллара, когда он сам послужил лишь послушным орудием в руках опытного лжеца! Теперь Штанцлер прятался в какой-то эпинской норе и будоражил оттуда всю провинцию, давая Дораку отличные козыри в игре против партии королевы. Какой превосходный шанс для колиньяров всех мастей лишить беднягу Робера его законного наследия! Кардинал будет полным дураком, если не приплетет ничего не подозревающего маркиза Эр-При к чужим интригам. Вместе с герцогом Надорским заодно. В самом деле: что он делал в Агарисе и Алате, когда его господин находится в Фельпе?
«Герцог Алва просил передать, что отныне Вы можете считать себя совершенно свободным»…
Нет у него больше господина. Он принял вызов Ворона – и проиграл. И как бездарно проиграл, святой Алан и все святые предки вместе взятые! Теперь обвинение в государственной измене – только вопрос времени. Дорак поспешит расправиться с Окделлами, если уж Алва отрекается от своего оруженосца. Ричард нисколько не сомневался, что колиньяровы шпионы успели донести в Олларию о его встрече с Альдо Раканом в монастыре святого Гермия. Правда, корчма «Соловей и водокачка» сгорела как раз накануне прибытия гонца от Левия…
— Так ты считаешь, что погибли не все? — спросил Дик у Гиллалуна через плечо. — Из тех, кто следил за нами?
— Я опознал только троих, — немедленно откликнулся телохранитель, и быстрота этого ответа доказывала, что слуга ни на секунду не переставал думать об их преследователях. — Попомните мои слова, вашмилость: мошенники еще дадут о себе знать. Я буду не я, ежели эта горелая корчма нам еще не аукнется.
Ричард отмахнулся: шпионов осталось только двое, стало быть, их будет двое на двое. Справедливый расклад. Ричарда волновало не то, что осталось позади, а то, что ждало впереди.
Да и кто узнает герцога Окделла в обличии Гонория Зайца, послушника монастыря святого Гермия? Ричард поглубже натянул на глаза капюшон простой рясы из небеленого холста – прощального подарка отца Канио. Шпагу Гиллалуну удалось искусно припрятать в тюке с припасами, который вез его алатский мул. Опасения вызывала только Сона. Дик был не в силах расстаться со своей мориской, и хозяин корчмы «Красный петух» замаскировал ее. С мастерством прирожденного конокрада Гёза Пирош намалевал на вороной лошади рыжие подпалины и спрятал ее изящные сильные ноги под приклеенной шерстью. Сона вынесла все эти издевательства с грустной покорностью, и только смотрела на Дика с немым упреком. Юноше было нестерпимо стыдно, но ведь мориска и сама не захотела бы расстаться со своим хозяином, не правда ли?