Сердце Скал
Шрифт:
Впрочем, к тому моменту, когда мнимые паломники пересекли пограничную заставу Талига у Гальтарской области, умница-Сона сообразила, в чем дело, и вошла в актерский раж. Она прошла мимо таможенников так понуро, так низко опустив голову и так душераздирающе вздыхая, что, когда Гиллалун гордо возгласил: «А кобылка-то монастырская, вишь, как хороша! ходила в жеребцах у самого Гермия, и пяти годков еще не минуло!» – солдаты захрюкали от смеха. Дик сосредоточенно перебирал четки, панически боясь выдать себя. Уже за воротами заставы юноша перехватил удивленный взгляд Гиллалуна и с ужасом поймал себя на том, что вместо «Benedictus qui exspectat»[5] бормочет «Benedetto sia ‘l giorno, e ’l mese, e l’anno»[6].
«…Вы можете считать себя совершенно свободным»…
Дик как наяву видел Ворона, произносящего эти слова. Небрежный жест: «Герцог Окделл может располагать собой, как ему заблагорассудится». Проще говоря – пусть идет хоть к Леворукому. А еще точнее – к Кантену Дораку, что одно и то же. Не вина этого мерзавца, что Большой Совет по делу измены герцога Окделла еще не созван. И за это нужно благодарить пятерых Людей Чести, павших во дворе Нохского аббатства!
Однако кардинал Левий писал, что не намерен отступаться от своего. Алва ответил ему – небрежно и нехотя, но ответил, – и его высокопреосвященство укрепился в надежде, что сумеет построить на этом фундамент будущих отношений. Магнус Ордена Милосердия уверял герцога Надорского, что не оставит попыток примирить эра с оруженосцем. Воистину он был посланцем милости, как и покойный епископ Оноре.
Ричард не смог бы объяснить толком, зачем он все-таки поехал в Талиг через Гальтару. Разве что ради того, чтобы оказать ответную услугу Левию. Дик обещал разобраться, чего хотят гоганы, и чувствовал, что должен выполнить обещанное. Пусть попытка кардинала оправдать его перед Вороном оказалась неудачной, но свои долги нужно платить.
Старогальтарская дорога вела его в столицу древней Анаксии как в загробный мир. Она была заброшена и забыта еще в начале нынешнего Круга. Правда, за шесть-семь хорн отсюда, возле вчерашней деревеньки, она еще как-то использовалась, поскольку местный пастух гонял по ней скот на луга, лежавшие немного на юго-запад; однако здесь, всего в получасе езды от ворот Гальтары, некогда великолепная Виа Антика была погребена под слоем песка. Древние базальтовые плиты, об которые изредка ударялись копыта Соны, казались столь же мертвыми, как кости и пепел, похороненные в мраморных урнах по обочинам.
Они еще не успели достичь пределов древней столицы, а уже все, что попадалось на пути, казалось руинами. На таможне балагур-адуан уверял мнимых паломников, что в Гальтарской области все стареет не по дням, а по часам. «Стоит поставить забор – ан глядь, он уже весь и повалился!» — подмигивая Дику, вещал таможенник. — «Древняя нечисть не любит новья!».
И впрямь. Древность царствовала здесь повсюду и повсюду встречала почитание, замешанное на страхе. Не далее, как сегодня утром за околицей деревни взгляд Дика случайно зацепился за плошку с медом и молоком, выставленную возле руин какого-то языческого жертвенника. Послушник Гонорий Заяц едва не плюнул с досады. Здешние жители, все как на подбор, исподволь носили еду старым богам, которых молчаливо признавали властителями этих мест. Но даже у отца Канио язык не повернулся бы выбранить их за это. Дик и сам чувствовал, что в мертвых камнях и сухом воздухе Гальтары осталось что-то древнее, исконное, неведомое, глубоко чуждое людям и могущественное.
Ворота Гальтары появились внезапно. Впрочем, не ворота – от них уже ничего не осталось, а два полуразрушенных столба со стертыми надписями. Дик проехал мимо, искренне надеясь, что они не обрушатся ему на голову. Виа Антика между тем бежала вперед – по тому, что когда-то было улицей оживленного города. Замелькали руины древних домов: кое-где упавшие балки и разрушенные стены перегораживали путь, и тогда Дик придерживал Сону, позволяя мориске осторожно найти проход. Минут через пятнадцать
Ричард тут же с замиранием сердца узнал ту, которая год назад явилась ему в Варастийской степи – северная, прекрасно сохранившаяся и стоявшая так же незыблемо, как надорские скалы.
Каким-то наитием Ричард сразу понял, что это не военное и не дозорное сооружение. Мощная, выбеленная временем, великолепная, несмотря на возраст, ротонда на самом деле была могилой. Гальтара и ее окрестности – это одно огромное кладбище! В детстве Дику приходилось читать, что во времена Золотой Анаксии хоронить покойников в столице запрещалось всем, кроме эориев Высоких домов. Северная башня с ее невидимым потайным входом многие века, должно быть, служила для его предков входом в загробный Лабиринт, и Ричард с содроганием спросил себя: уж не блуждала ли она по Варасте в поисках добычи – последнего из рода Надорэа? Вздрогнув, он отвел взгляд.
И тут же заметил, что Гиллалун указывает ему пальцем на что-то, расположенное прямо у него за спиной. Ричард порывисто обернулся и увидел огромную пологую лестницу, на которую, ежась, неотрывно пялился его телохранитель. Ричард повернул Сону к центру площади, внимательно рассматривая еще одно удивительное сооружение. Странно, что не оно первым бросилось ему в глаза. Прямо из базальтовых плит мостовой вырастало нечто вроде высокой ступенчатой пирамиды со срезанной верхушкой, увенчанной четырьмя заостренными стелами.
Видимо, это и был холм Абвениев, о котором повествовали старые книги. Надо сказать, что он мало походил на виденные Ричардом гравюры: вероятно, художники рисовали, руководствуясь не натурой, которой интересовались мало, а своим воображением.
Повинуясь неожиданному порыву, Ричард спешился и отдал поводья Соны Гиллалуну.
— Хочу осмотреться, — коротко бросил он, вертя головой по сторонам.
Гилл, кряхтя, тоже слез с мула и осторожно отошел подальше от лестницы. Ступенчатая пирамида явно вызывала у него содрогание. Дик с удивлением оглянулся на своего всегда бесстрашного слугу: Гилл никогда не страдал беспричинной пугливостью.
— Что с тобой? — спросил он, занося ногу на первую ступеньку. — Привяжи куда-нибудь животных и иди сюда.
— С вашего позволения, вашмилость, я лучше подожду здесь, — почтительно отозвался Гилл, по-прежнему ежась, словно на летней гальтарской жаре его внезапно прохватил озноб. — Не дело смерду лезть в дела Литида, — добавил он себе под нос.
Дик уже не слышал его: он взбегал по лестнице все выше и выше, на площадку, окруженную обелисками, похожими на каменные мечи.
Ветер трепал его волосы. Дика на миг охватило странное чувство: ему казалось, что все его предки словно ожили в нем и поднимаются с ним вместе, как поднимались во время оно, чтобы призвать ушедших богов. Даже серая послушническая ряса, бьющая его по ногам, на миг почудилась ему древней церемониальной хламидой Повелителей Скал.
Верхняя площадка холма оказалась совершенно пустой и покрытой песком от рассыпавшихся в пыль камней. Над головой звенело пронизанное солнечным светом небо, а вокруг царила мертвенная тишина – признак того, что люди покинули Гальтару много веков назад. Ричард огляделся. На одной из стел был выбит знак Скал – его знак. Повинуясь внезапному импульсу, Дик подошел ближе и дотронулся до него. Сухая каменная крошка заструилась у него под пальцами. Знак проступил четче, и Ричард вдруг ощутил, что похож на осиротевшего сына, смахивающего пыль с имени отца, выбитого на надгробии. Но отца больше нет. Он ушел через потайную дверь Северной башни в Лабиринт, куда уходят все эории. Ричард отпрянул от стелы, невольно сжав пальцы в кулак. Давнее детское горе словно воскресло здесь, среди мертвых камней мертвого города.