Сердце знает
Шрифт:
— Вопросы? — он покачал головой, взглянул на нее, затем засмеялся. — Закрыть вопросы и решить вопросы. Поосторожней с этой психотерапией, еще тебя примут за психа-терапевта? Или это входит в обязанности крупье? — Наконец он дал знать, что все, больше карты не берет. — И много игроков рыдает у тебя на плече?
— Нет, я же просто автомат. Только щель.
— Только…
— Щель, — сказала она с застенчивой улыбкой, — игрального автомата.
— Ага, — откинулся он на стуле, улыбаясь, потому что получал наслаждение от этой перепалки и потому что на
— А я и не должна. Я должна сидеть, рот на завязочке, и сдавать карты. — Ей пришлось к своим 16 еще брать карту, но попалась 8, значит — перебор.
— Меня больше интересует крупье, чем карты, но, пожалуйста, продолжай сдавать. В баскете, когда тебя кроют, надо продолжать играть.
— Ставки против…
Он взглянул мимо нее на только что появившегося возле стойки бара мужчину. — Молчи лучше, и сдавай. Твой босс смотрит.
— И твой брат?
— У меня с ним тоже нерешенные вопросы, — он сделал следующую ставку, знак к раздаче. — В голове все смешалось: доктор — крупье. Что мне надо — так это новая сдача. Совершенно новые карты. Поможете?
— Самое лучшее, что я могу, это покрыть вас.
— Хотя и страшно слышать, но это так соблазнительно из ваших уст. — Он взглянул на свои карты. — Но многого мы вам не позволим. Да, доктор, мы уже подошли к последней черте. А вы можете что-нибудь посоветовать?
— Нет.
— Тогда возьму, что лежит. Кройте меня. Посильнее.
Он посмотрел на нее, расплываясь в улыбке.
Чувствовал себя довольно глупо, когда она ничего не съязвила в ответ.
— Когда ты сказал, что дело отца закрыто, ты… Хочу сказать, что, на самом деле, закрыто. Полиция… — Она сдала ему карту — они оба никак на это не среагировали.
— Это был наезд, и бегство с места преступления. Считается, что когда обнаружили тело, то преступник имел фору в 16–18 часов. Достаточно времени, чтобы скрыться. Они никого не нашли.
— Но они пытаются?
— Говорят, что да. Но это резервация. Преступления здесь все время остаются нераскрытыми. Местные полицейские и судьи имеют дело только с мелкими преступлениями. — Он пожал плечами, отвел взгляд в сторону.
— Как вам у нас здесь? — спросил Картер, подходя сзади к Хелен. — Уверен, что мой братец, действительно, впервые в нашем заведении. Что ты обо всем этом думаешь? Ведь не слишком плохо для такого медвежьего угла, как наша резервация, верно?
— Это… — Риз сделал вид, что осматривает заведение, — высокий класс.
— Не так, конечно, как вы привыкли в больших городах, но для здешних мест — это казино просто супер. В это время народу не густо. Но вечером и в выходные — просто столпотворение. И вот эта дама, что рядом с тобою, собирает кучу народа. — Хелен бросила взгляд, подвергающий сомнению последнее утверждение. Картер осклабился, словно гордый папаша. — Правда, правда, собирает. Ковбои очереди выстаивают. Чтобы сесть за ваш столик. — Он подмигнул Ризу. — Мне один парень говорил, что просто любит следить за ее руками.
— Хороший способ остаться без рубашки, — пошутил Риз.
— Не здесь. Нас интересуют только твои деньги, верно, Хелен? Надо присмотреть за этим орлом. Как только станет закладывать одежду, зови меня.
—
— И тебе ничего еще не предложили выпить? — Картер сделал знак молодой женщине с подносом. — Чего желаете? Знаешь, ты братец должен осмотреть этот вигвам. Тебе здесь будет покомфортней, чем в отцовском доме. Я и сам здесь частенько остаюсь на ночь. Даже не знаешь, какие беспокойные духи бродят вокруг этого места. Гиги, понимаешь?
Риз взял стакан сока, поскольку молодая женщина с подносом обошла зал, чтобы подойти к нему. — Когда это ты стал беспокоиться о Гиги?
— После того, как остался без братской защиты. Картер осушил свой бокал, запивая горькую шутку, затем погрозил им в сторону брата. — Уехал и оставил меня сражаться с сонмом духов. Старик наш жил прошлым. Ничего иного не хотел, как только удержать нас в прошлом. Нас — значит лакота.
Риз по-прежнему считал замечательным, что Картер так блестяще себя проявил. Мать их умерла вскоре после рождения Картера, и священник убедил отца отдать грудного ребенка чужим людям. Церковь устроила Картера в белую семью в Нью-Йорке. А Роуз уехала жить к бабушке. Риз же был достаточно большим, чтобы ходить в школу и самостоятельно принимать решения, и когда отец спросил его, не желает ли он тоже уехать, Риз ответил «нет». Так он остался и присматривал за Роем. По его мнению, именно это и делал, пусть даже ему было всего лишь около шести лет.
Годы спустя, когда Рой вытащил упирающегося Картера из семейства нью-йоркских Маршаллов, Риз не мог уразуметь, какой в этом был смысл, кроме того, конечно, что Картер был вундеркинд, а Риз просто еще одним индейцем-баскетболистом. Рой тогда сказал, что очень важно, чтобы Картер знал, кто он такой, а поскольку его задействовали, чтобы протащить через Конгресс Закон о защите индейских детей, он чувствовал себя обязанным проявить активность и решил воспользоваться этим Законом, чтобы вернуть сына. Картер в индейской школе чувствовал себя ужасно, и, со временем, Рой позволил ему закончить частную школу для белых. Но когда Картер поступил в Гарвардский университет, воспользовавшись льготами «коренного американца», упираться он перестал.
И вот теперь он — управляющий казино. «Для него это хорошо» — подумал Риз. Картер отлично смотрится в клубном пиджаке с эмблемой Bad River Sioux, вышитой на нагрудном кармане. Очевидно, он весьма горд тем, чего добился своей работой, и Риз не сомневался, что в своем деле он преуспевает. Его брат был умен и хитер, как лис.
Однако мысль о том, что Старик хотел «нас» удержать в прошлом, по необъяснимой причине, вызывала у Риза возмущение.
— Когда уезжаешь домой? — спросил Картер.
— Еще не знаю.
— Но не раньше, чем мы сыграем один-на-один, — заметил Картер. — Сара говорит, что если я приведу тебя к нам в воскресенье, она устроит семейный обед. В последнее время, честно говоря, она не очень пускала меня домой, но ты можешь помочь мне вернуть ее расположение, да и дети получат море удовольствия, наблюдая как их папа гоняет кегли с дядей.
— А, так ты теперь хочешь поиграть со мной.
— Черт, ты все еще можешь играть, как любитель, разве нет? Ты же не настолько «крутой».