Сердце знает
Шрифт:
Его уверенность всегда была замечательной, и она сквозила в его глазах. Он обнял ее и повел к дому, а она шла, прильнув к нему, с закрытыми глазами.
Риз посоветовал ей принять душ, пока он будет готовить кофе. Она уже встала под воду, когда почувствовала, что занавеска отодвинулась. В ванной появилась большая босая ступня. Глядя на него, она обнаружила, что он заполнил собой все свободное пространство. Господи, какой он огромный.
— Кофе подан, — сообщил он. — Мне подумалось, что так мы сэкономим время.
— Мы торопимся?
— Я — нет.
Он заставил ее засмеяться. Он выглядел
Он вымыл ей голову, она предложила помыть его. Он стал на колени в ванной. Она направила струю, и в глаза его попало мыло, он притворился, что ничего не видит, и схватил ее. Она смеялась, пока он губами ласкал ее лобок, что было потрясающе. Она пыталась оттолкнуть его, но места было так мало, что ни отступить назад, ни убежать, ни отказаться от удовольствия, которое он доставлял, и доставлял, и доставлял, было невозможно. Он схватил ее за бедра руками и ласкал языком, глубоко проникая в нее и ничего не сдерживало их. Не было никаких границ. И ни один из них не заметил сразу, когда кончилась горячая вода, а когда заметили — им было хорошо. Все было хорошо.
Он угощал ее кофе, а она угощала Риза яйцами «пашот» на гренках. Когда он отошел включить музыку, она впустила в дом собаку и накормила ветчиной.
Риз нашел их под кухонным столом и отругал, говоря при этом отцовские слова, которые отложились у него в памяти. Она слышала их непосредственно от Роя совсем недавно. — Собакам не место в доме. Если позволить им жить в доме, они позабудут свои обязанности.
И добавил уже от себя.
— Они как старые трусливые койоты, правда? Что мне с тобой делать, а? У меня нет места… — Он смотрел на Хелен, ероша черно-белый собачий загривок. — У твоего сына есть собака?
— Нет. — Сердце бешено забилось. Когда бы Риз не упомянул Сидни, глупое сердце начинало оглушительно стучать. Плакса продолжал слизывать жир с ее пальцев. — Там, где мы живем, нельзя держать собак.
— Каждому мальчику нужна своя собака, — заявил он, и Хелен чудился голос сына, произносящий Да, мама. — Вам, ребята, нужно вернуться сюда и дать собачонке настоящую семью, раз уж вы так сильно его избаловали.
— Я не баловала.
— Ты, кто же еще. Посмотри, как он глядит на тебя. — Риз замолчал, пока Плакса демонстрировал свою признательность. — А мальчика? Ты избаловала?
Он поддразнивал ее все понимающим взглядом, и ей хотелось сказать, что ни он ее, ни она его не знают до конца. Вернее знают настолько мало, что это не считается. Она не могла даже представить, что Риз сделает, когда поймет, как ее неудержимо тянет к нему. Она полностью раскрывалась только в моменты интимной близости, когда была одновременно чувственной, немного наивной и, вместе с тем, склонной к авантюрам. Иногда это было опасно. Хотя, несомненно, жутко приятно. Как в детстве, когда заигравшись, словно попадаешь в волшебную страну Оз.
— Возможно, — призналась она, вставая и оставляя его на полу с собакой. Она слишком раскрывает душу. — Трудно поверить, что это я брожу по дому почти раздетая, — проговорила женщина, направляясь в душевую в поисках блузки. Она чувствовала себя, как увядающий цветок, теряющий лепестки при малейшем дуновении ветерка. —
— Я оставил ее на траве, — повторил он, — но затем забрал и отнес в спальню вместе с другими твоими одеждами.
Она прошла в конец коридора, откуда звучала музыка. Хелен никогда не заходила в спальню Старика. Одна из дверей была открыта и вела в комнату, бывшую когда-то детской, в ней и поселился ее любимый. Мужские туфли стояли под детским письменным столом. Классический джаз звучал из детского проигрывателя. Черный кожаный чемодан стоял возле детского комода, а женские юбка и туфли лежали на кровати, казавшейся слишком короткой для взрослого мужчины — кровать стояла не застеленная, так как Риз вынес на улицу все одеяла. Наверное, он многое делает по-мальчишески. Как ее мальчик. Ее мальчик будет принадлежать только ей, пока она не соберется с силами и не станет самой собой.
— Видишь, у меня ничего не подгорело.
Риз появился у нее за спиной. Хелен замерла, но потом быстро взяла себя в руки. От него исходила такая сила, что она покорилась его воле, хотя он даже не коснулся ее.
Он приподнял влажные волосы и поцеловал ее затылок. — Лично мне нравится, как ты одета, — сказал он тихо, почти прошептал. — Ты элегантна, независимо от того, есть на тебе одежда или нет. Твой стиль — классика. В первый раз, когда я тебя увидел, на тебе было простое, свободно спадающее бледно-желтое платье. — Пальцы ласково касались ее плеча. — Когда ты двигалась, оно развевалось, и у меня текли слюнки, как при мысли о лимонном щербете.
Она обернулась и посмотрела на Риза с удивлением.
— Видишь, я все помню. — Он помнил, в чем она была в тот день. — Даже цвет?
— Знаешь, что мне еще нравится? Нравится, как ты полностью растворяешься, как сегодня ночью… — Он глазами следил за ее взглядом. — А потом ты ползала под столом с собакой.
— Не вижу связи. — Улыбнулась Хелен, поддразнивая его. Она это запомнит.
— Ты иногда преподносишь сюрпризы, от которых перехватывает дыхание. — Протянув свою длинную руку, снова прикоснулся к ее плечу. Пальцы плавно заскользили по шелковым бретелькам. — Но, рано или поздно, ты вспоминаешь.
— Вспоминаю о чем?
— Не знаю. О чем-то другом. О другом месте, в котором ты должна находиться, о деле, которое тебе необходимо выполнить. — Он пожал плечами. — О ком-то, с кем тебе хочется быть рядом.
— Нет никого, — отозвалась она, медленно, тщательно проговаривая слова. Подходящее время, чтобы все сказать и освободиться от ответственности. Снова вести себя естественно. Это звучало совершенно безобидно. — Нет никого, кого я бы предпочла тебе, Риз. Поверь.
— Я не сказал предпочла.
Она видела, что он собирается ее поцеловать и прошептала.
— Мне скоро надо уходить.
— Ты постоянно повторяешь надо.
— Нет, мне не надо…
— Или альтернативное не надо. — Он снова поцеловал ее, руки заскользили по плечам и вниз, к ладоням. Такой обезоруживающий жест, такая манящая улыбка. — У меня есть что показать тебе, я хочу посоветоваться. — Он сжал ее руки. — Не торопись. Останься еще ненадолго.
Но она отстранилась. — Это была твоя комната?