Сердце знает
Шрифт:
— Ангелы в казино не залетают. — Она закрыла глаза и прижалась щекой к его груди. — Азартному игроку может показаться, что ангел опустился ему на плечо, но это только иллюзия.
Он снова коснулся губами ее лба. — Прости мне этот вечер.
— Ты ни в чем не виноват. — Ей трудно было говорить. — Прости, что разочаровала тебя.
— Чем? — Он склонился к ней и нежно взял за подбородок. — Чем ты меня разочаровала?
— Тем, что не проявила себя настоящим бойцом.
— О-о-о, Хелен! — Он то ли смеялся, то ли стонал, прижимая ее к себе покрепче. — Выбрось это из головы! Я просто рисовался и хвастался
— Ты сказал, что сослагательного наклонения в жизни не бывает. А я час назад ощутила его абсолютно реально! При одной мысли об игре, я уже была готова показать тебе, как я здорово умею это делать. Как я умею ловить удачу. Мне так хотелось угодить, удивить, поразить тебя. Это было так реально, потому что это есть во мне, и это может случиться в любую секунду.
Она отодвинулась, заглядывая ему в лицо. — Да, я умею считать карты, я очень хорошо это умею. Но я зависима. Я больна. Теперь ты скажешь: «Ты, Хелен?! Мне всегда казалось, что ты полностью владеешь собой».
— Не всегда.
— Не всегда?
Он покачал головой и нежно погладил ее по волосам.
— А когда тебе это не казалось?
— Когда ты связалась со мной против своей воли.
— Но я хотела этого! Хотя и знала, что мне не следует этого делать.
— Значит, ты не всегда владеешь собой, — улыбнулся он. — А работа в казино для тебя — испытание на прочность?
— Это работа. Это просто способ хоть как-то применить то, что я умею. Это способ вернуть долги. Слушай внимательно, Риз! Это я. Такая как я есть, — думала она. — У меня было много долгов. Теперь остался один, и я его возвращаю.
— А как ты, — он осекся, встретив ее умоляющий взгляд. Вздохнул, обхватив спинку скамейки руками. — Ладно. Только не говори, что ангелы не залетают в казино. Ты была ангелом в «Pair-a-Dice-City».
Она усмехнулась. Ее развеселило его упрямство.
— Может быть, ты не каждый день такой бываешь, но в тот день, с той женщиной…
— Меня учили работать с людьми. Хватит об этой женщине, — подумала она.
— И все-таки это — не единственная твоя работа, — он глубоко вздохнул и отвернулся.
— Риз…
— Понимаю, ты не можешь об этом говорить.
Господи! Ей хотелось сказать ему, что она всего лишь исполнитель, что она на его стороне, что она ему друг. Она была союзником его отца. Что ее интересуют только те подлецы, лжецы, воры и мошенники, плохие парни. А в своем глазу?! Вдруг подумалось ей.
— Как тебе понравилось предложение твоего друга?
— Это мое испытание на прочность, — он задумался на минуту. — Мне интересно, что тут происходит, но окунаться в игорный бизнес мне бы не хотелось. Я даже карты не люблю. Может, потому что не люблю проигрывать? И вот я вдруг оказался втянут по уши во все это — и отец, и брат, и Совет… Он нежно коснулся ее виска кончиками пальцев, погладил ее лицо, шею и прошептал: — И ты.
— Нет! Я не имею к этому отношения. И ты не втянут по уши.
— Я по уши влюблен, так и знай!
— Раз уж мы используем анатомические термины, то я тоже по уши, с головой. И ты это прекрасно знаешь.
— Я надеялся на это. Надеялся, что ты со мной, — он наклонился и нежно коснулся ее губами, — не только в постели.
— Не только в
— Мне кажется, мы стали как-то ближе. Мы теперь одно целое. Взять хотя бы этот визит к родственникам. Раньше до таких вещей руки не доходили, — он усмехнулся. — Черт побери, раньше хватало времени только на постель. — Раньше, подумала она. Для него это раньше — то счастливое лето, мимолетный роман. Лето, полное запахов, звуков, ощущений. А для нее раньше означало — до того, как появился Сидней.
Расскажи ему! Если бы она была честным человеком, она бы рассказала, потому что он явно честный человек и заслуживает того, чтобы ему говорили правду. Если бы она была ангелом, она бы рассказала ему давным-давно. Не — совсем — честная — и - далеко — не — ангел — хотела рассказать ему правду, но не могла. Потому что это касалось не только ее одной.
Я хочу тебе рассказать! Но с какой стати?
Он был то ли по уши влюблен, то ли увлечен — но это касалось его самого. Его самого, а не его ребенка.
Его ребенка. Ребенка Риза. Хелен ни на минуту не оставляла мысль о том, что ждет Сиднея впереди, его судьба, счастье, безопасность. Но никогда раньше она не позволяла себе думать о нем, как о ребенке Риза. Риз был так велик, он был так далеко. Большой Человек, Тот Кто Касается Неба, эпический герой. Человек, который…
— …я рад, что ты была со мной у Картера, — он взял ее руку в свою, переплел свои пальцы с ее, — понимаешь, как это трудно. Мы ведь братья, должны понимать друг друга. Но как этого добиться, с чего начать — понятия не имею… К примеру, я хочу ему сказать, чтобы он уделял больше внимания семье. Ну как я могу это сделать? Он скажет, что это не мое дело. По крайней мере, сейчас.
— Может быть, можно как-нибудь осторожно спросить у него про долги, о которых упомянула Сара?
— Пожалуй, думаю это его не обидит, — вздохнул он. — Потому что речь идет о детях. У них такие хорошие дети. А дети не обязаны расхлебывать проблемы, созданные родителями. Дети не должны страдать. Они имеют право на детство… Как говорится, легко сказать, если у самого нет детей.
— Ты так хорошо с ними общался, — вставила она, понимая что это слабое утешение. Рано или поздно ей придется сказать ему, что у него есть сын. Она собиралась сделать это позже, но она не думала, что будет такая ночь, что они так откроются друг другу.
— Когда я увидела тебя первый раз — ты был среди детей, — вспомнила она.
— И ты решила, что я один из них. Переросток.
Она хотела было возразить, но он ей не дал. — Но ребенком я был тогда, когда играл в мячик.
— Ты и сейчас такой. Сегодня ты был ребенком. Сегодня, у Картера.
— Это всего лишь игра. Наш Старик любил говорить «всего лишь игра». Но это была моя игра. Он говорил, спортивные боссы меня используют, но никто не использовал меня так, как он. Я был его служанкой. Он, бывало, уйдет в запой, и все остается на мне. За ним смотреть, за домом… детства у меня не было. А когда он бросил пить, он утратил ко мне всякий интерес. Потому что получил назад Картера. Он заполучил назад на блюдечке с голубой каемочкой свежеиспеченного сына, которого вырастил кто-то другой. Сын был — просто загляденье. Отец так гордился — как он много знает, как он красиво говорит, какие у него манеры.