Сердце знает
Шрифт:
— Так возможно? — Этот великан был, до смешного, наивен.
— Возможно. Есть, как минимум, пятьдесят различных способов. Одна система называется «выше-ниже».
Он слушал и ждал.
Она шла молча. Из-за двери соседнего дома донеслось треньканье пианино. Хелен взяла его под руку. Они проходили мимо заведений под названием «Бар Трезвеников» и Игровой Зал Кэрри Нэйшин. Хелен пришло в голову, что Кэрри, наверное, тоже было бы интересно послушать ее откровения. Но тут они свернули в тихую улочку. Вывеска на углу предлагала всем желающим тур по опиумным заведениям старого
Прогулка позволяла ей собраться с мыслями для ответа на его вопрос.
— Высокие карты, десятка и выше, считаются как «минус один», — начала она. — Низкие карты, — как «плюс один». Средние — семерка, восьмерка, девятка, — как «ноль». По ходу игры ты ведешь подсчет по этой системе. Если баланс в плюсах — значит в игре больше высоких карт, значит шансы игрока выше. Если баланс в минусах — значит шанс заведения выше. Посетители приходят и ищут, как говорится, богатый стол. Задача крупье — выбрать богатый стол и внимательно считать.
Они шли через улицу. Она говорила без умолку. Он внимательно слушал, иногда заглядывая ей в лицо. Машина остановилась, пропуская их. Они шагали в ярком свете фар.
— Это и есть ключ к успеху и к неуспеху. Игрок любит риск. Не может устоять перед желанием испытать судьбу и вязнет. И проигрывает по-крупному. Чтобы игра окупилась — требуется время. Поэтому надо сохранять спокойствие и обращаться с деньгами аккуратно. Если у тебя всего двести долларов — нельзя ставить по двадцать пять долларов на кон. Проиграть восемь раздач много времени не требуется. И глазом моргнуть не успеешь, — она щелкнула пальцами. — Поэтому надо быть трезвым и внимательным. Но иногда тебе везет, и ты чувствуешь себя на седьмом небе и думаешь, что не можешь проиграть. В такие минуты не до трезвости.
— А ты это умеешь? Карты считать, я имею в виду.
— О, да.
— Значит, в этом и заключается задача крупье?
— Нет.
— Нет, — эхом проговорил он. — Так зачем же тебе работать крупье, если ты обладаешь таким талантом?
Они ушли уже далеко от Мэйн Стрит. Хелен успокоилась и пришла в себя. Когда в баре ей предложили поиграть, сама мысль, что она сядет за стол напротив крупье, наверняка, менее опытного, чем она сама, заставило ее сердце бешено колотиться. Теперь оно снова билось ровно.
Они свернули в безлюдный переулок, весь заставленный автомобилями поздних посетителей. У входа в стоматологический кабинет стояла скамейка. По бокам, в ящиках из-под виски, росли белые петунии. Он накрыл ее руку своей. Она взглянула на него снизу вверх, и он спросил: — На кого ты работаешь, Хелен?
Ответом было молчание.
— Я не оставляю попыток, правда? — усмехнулся он. — Говорят, попытка — не пытка. Ну ладно, тогда скажи мне, как ты к этому пришла?
Она опустилась на скамейку, он сел рядом. Мимо проплывали машины. Он просил ее сделать то, что она проделывала тысячу раз, когда проходила курс лечения, спасший ей жизнь. Ее психоаналитик заставил ее «проговорить» события тех далеких лет, когда они с сестрой проводили учебный год с мамой, а лето и уикенды с отцом.
— Отец и научил меня играть в карты. Мы играли в кинг, в вист, в очко — он предпочитал
— А он играл на деньги?
— Нет. Он был мечтатель, но головы не терял. Я думаю, так и надо, не терять головы.
— А о чем он мечтал?
— Мечты, как мечты. Такие мечты обычно так и остаются мечтами: построить лодку, поехать в Африку, стать профессиональным игроком, — тут она посмотрела на него с вызовом. Путь додумает сам. Но он только улыбнулся и спокойно ждал. — Игроком в гольф, — договорила она. — Он играл в гольф. И до сих пор неплохо играет.
— Бывает, — сказал Риз, широко улыбаясь. — Ну, расскажи про Африку.
— Некоторые уезжают в большой город искать счастье и находят и счастье, и славу, — сказала она. — Если хватает таланта и напористости.
— А еще везения, — добавил Риз. — Некоторым эта идея казалась безумной — парнишка из ниоткуда подался в профессионалы.
— Но у тебя все получилось.
— Не знаю, — он откинулся на скамейке, глядя в небо. — Кто знает, что было бы, если бы я не бросил учиться. Может быть, открылись бы более широкие возможности. Может быть… — он пожал плечами, — но в тот момент мне учиться не хотелось. Я решил податься в армию. Им нужно было одно, чтобы я играл в баскетбол, а я и сам хотел того же. Такой вариант мало кому приносит удачу. Но я рискнул и не жалею. В жизни не бывает сослагательного наклонения. Что произошло, то и произошло.
Тут он взглянул на нее и улыбнулся. — Но мы, вроде бы, говорили о тебе. Черт побери, как тебе удается переводить разговор на собеседника.
— Я упомянула поиски счастья и славы, а ты подхватил.
— Принял на свой счет, — расхохотался он. — Значит, отец научил тебя играть в карты. А как ты пришла к тому, к чему пришла?
— Что ты имеешь в виду? Работу в казино? Это просто работа, и больше ничего.
В переулке, где они сидели, не было фонарей. При свете луны петунии, казалось, фосфоресцировали, источая сладкий аромат. — Знаешь, иногда алкоголики работают барменами. Короче говоря, мне это стало необходимо. Я больше не могла без этого.
— Без чего? Без игры? — спросил он. Она кивнула. Минуту они молчали. — Совсем?
— Совсем. Когда не можешь отойти от стола, по-моему, это называется «совсем».
Они сидели рядом, казалось, целую вечность — рядом, но врозь. Не надо было ему говорить, думала Хелен. Надо было промолчать или не вдаваться в подробности. Можно было вообще избежать этого разговора. Незачем ему знать эту сторону ее жизни. А теперь, что он подумает о ней. Наверное, скажет: «Какая мерзость»…
Он обнял ее за плечи, прижал к себе крепко, но нежно, словно ощущал ее уязвимость, и поцеловал в лоб. — Когда я наблюдал, как ты общалась с той женщиной, которая спустила все деньги, я думал, ты просто ангел!