Серебром и солнцем

Якимова Ирина Валерьевна

– Глава должен прийти к десяти часам, - любезно сообщила ей Меренс, прищурившись – узнав.

– Дара… Ты вернулась к рейдам?

– Доне сейчас нужны все мы, - вздохнула Адора.
– И ты, Мира, раз уж ты здесь. Дождись Карла, он найдёт тебе работу. Куда ты?

– Прямо, - рассеянно сказала Мира, вглядываясь в тёмный коридор.

Огромный зал-читальня был пуст. Столы чисты, стулья небрежно задвинуты. В воздухе витал смешанный запах чернил и перелистываемых старых книг. Мира отыскала потайную дверь в архив, отпирающуюся на ночь, и скользнула за неё, вниз.

Технический

прогресс пробрался и в тайный архив Академии. И здесь сиял яркий, оставляющий мёртвые тени вещей на полу, электрический свет. Архивариуса Сотто на месте не было. Мира в задумчивости разглядывала книги в стеллажах за стёклами. Она искала «Сказки Карды», но какое-то красное, точно кровь, пятно всё бросалось в глаза. Наконец Мира задержалась на нём взглядом:

Книга. Большая книга в тёмно-красной обложке. Мира открыла шкаф, схватила её. Странный, ленивый, медлительный вор… Ткань обложки была бархатистой, приятной на ощупь. Она осторожно опустилась в кресло, бесцельно вертя фолиант. На столике рядом зажгла свечку, больше по привычке. В её живом дрожащем свете чуть блеснули остатки стёршихся букв, составлявших название – уже много поколений загадочные письмена на неведомом языке. Она открыла наугад:

«Вампиры зовут их хозяевами, мы – кукловодами, что вернее… и они – самое страшное порождение тьмы…» -

Не стоило смотреть титульный лист. Этого автора можно было узнать по одной фразе: Нарро, самый странный из комментаторов Деворо. Книга его комментариев Деворовских «Исторических очерков» была в пять раз толще самих «Очерков». Здесь Мире не найти историю Эрвина и Лелии, зачем же она так пристально, болезненно всматривается в равнодушные строчки?

«Вампиры проклятием своим обречены на одиночество. Жизнь покидает их тела, и дать жизнь они не способны. Но за время своей вечности некоторые из них научаются отражаться, создавая свои подобия. Этим carere morte ведомо чернейшее колдовство: они поднимают умерших своей волей и начиняют их собой. Ибо мёртвое тело есть лишь пустая оболочка. Эти сильнейшие являются подлинными богами среди бессмертных. Вампиры зовут их хозяевами, мы – кукловодами, что вернее, и они – самое страшное порождение тьмы, ведь они познали глубины своей тёмной сущности и, не испугавшись, сумели подчинить её себе…

Рабы - марионетки, отражения своего господина, удерживаемые от тления только силой его воли. Не обманывайтесь, глядя на них, это не те люди, которых вы знали. Говоря с рабом, вы говорите с его господином. Раб - лишь оболочка, носящая чужое проклятие. В этом легко можно убедиться, уничтожив кукловода: проклятие господина сожжёт всех его рабов…

Редко, рабы юных, неопытных, торопливых или несильных кукловодов сохраняют обрывки своей души: клочки памяти, клочки воли. Ужасен вид их и несчастна участь…»

Хозяева - вдруг словно холодом потянуло из открытой в архив двери. Мира поднялась, захлопнула дверь, повалилась обратно в кресло.

А ведь Даниель прав. Уже и книга подсказывает ей. Почему она никогда не думала об этом? Ни разу за все прошедшие годы Мира не допускала этой мысли. Страшной, верной мысли…

Инициировать можно только живого. Это закон. Природный закон.

Поэтому во время инициации нужно чутко слушать затихающую жизнь жертвы, важно не пропустить момент, не пустить за черту, из-за которой не возвращаются. Из умершего можно изготовить только куклу, и способны на это немногие, сильнейшие из вампиров: кукловоды, хозяева. Почему она решила, что тогда, в Призрачном парке, поймала ускользающую жизнь Винсента? Да кто способен на это?!

…Огонёк жизни дрожит, обрывается, затухает. Мертвое лицо. Мёртвые глаза. Узнаешь смерть, carere morte?

Она боялась думать об этом. Она начала боятся мёртвых. Она больше не могла: убить. Убить значило - вспомнить. А она боялась вспоминать это…

Мира дунула на свечку. Тонкое острое пламя затрепетало, отрываясь от фитилька, и исчезло, быстро сдавшись неживому холодному ветру. Мгновение горячий фитилёк ещё мерцал красноватым тревожно, но потух и он. Она же снова углубилась в книгу, и каждое слово так же тревожно полыхало, будило страшные, верные догадки:

«Алитер поднимал мертвецов, веками лежавших в земле…

Исцелить обращённых рабов водой Источника невозможно: в мёртвом теле нет ни капли жизни. И место улетевшей души занято хозяином-вампиром. Куклу можно уничтожить, убив кукловода…

Кукловодом способен стать каждый вампир, перешагнувший тридцатилетний рубеж, а в редких случаях эта способность проявляется и ранее. Но немногие carere morte пользуются ей. Даже проклятые страшатся кощунственной силы, дарованной им Бездной, и лишь полностью отрекшиеся от жизни нарекают себя хозяевами…»

«Довольно!» - она резко вскинула голову, точно сбрасывая груз с шеи, захлопнула книгу.

Однако глаза-предатели успели выхватить ещё фразу, и она, вопя, развязно покачиваясь, плясала перед её мысленным взором и когда Мира убирала фолиант в шкаф, и когда она бежала из архива – в библиотеку Академии и дальше, коридором на улицу:

– «Удивительно, что история чёрных господ – кукловодов и их отвратительных марионеток – рабов начинается, по легенде, с Эрвина и Лелии – с трагической истории любви…»

Хлопнула, огрызнувшись по-своему, дверь. Мира бежала вниз, не видя ступеней, натолкнулась на кого-то, не извинилась, не остановилась… Она тяжело мотала головой:

«Эрвин и Лелия» - нет, не может быть!»

– …Не может быть, Мира?! – окликнул её господин в цилиндре и пальто-крылатке, с которым она только что неудачно разминулась.

Услышав знакомый голос, она остановилась, обернулась.

– Не узнаёшь?
– он шагнул к ней, приподнял цилиндр, здороваясь.
– Короткая же у тебя память, бессмертная!

«Бессмертная», - только один из здешних знакомых мог бы обратиться к ней так. Мира улыбнулась, обрадованная этой встречей:

– Карл? Прости, но ты так… изменился.

Они остановились в шаге, изучая друг друга. «Наш новый глава», - подумала Мира. Она едва узнала Карла и тщетно пыталась сосчитать теперь, сколько же ему должно быть лет. Откуда в его чёрных волосах седина? Резче стали черты лица, еще темнее и строже костюм. Никогда им не догнать друг друга! Сначала он был моложе её, и вот – уже старший.