Серебром и солнцем
Шрифт:
Его глаза смеялись, но губы были плотно, скорбно сжаты.
– Винсент давно мёртв, дар не спасёт его - и это вы виновны в его смерти! – завизжала Мира.
– Не увиливайте! Вы всё понимаете… И я служила вам! Пятнадцать лет! Ненавижу! – она осеклась. – Я ничего больше не сделаю для вас! Вам нужен, но мне больше не нужен дар!
Латэ отвернулся от её злых глаз, печально, но непобеждённо усмехаясь.
– Тогда уходите, Вако, – ровно сказал он.
Мира затихла от этого нового тона, поняв, что сейчас ей доведётся увидеть старого главу ордена в ярости. Но
– Удачи тебе, Крылатая.
Ночь замерла, в затихшем, чего-то ждущем мире лишь она, тень, продолжала свой полёт – в пустоту. Она бежала. Прочь от страшного знания, прочь от безжалостной памяти, прочь от безысходной боли – прочь…
«Ненужная тревога, напрасная тревога! – она ещё пыталась убедить себя.
– Успокойся, наконец! Латэ стар, он выжил из ума, бредит… А Даниель просто хочет лишить тебя надежды, чтобы ты подчинялась ему! Успокойся. Между тобой и Винсентом связь не крепче той, что соединяет любого обращённого с создателем».
Но Мира тут же вспомнила момент у зеркала Регины Вако, когда отслеживала все нити своего проклятия. Нить, ведущая к Винсенту, ещё тогда показалась ей странной. Слишком прямая, слишком чёткая, слишком крепкая!
«А ошейник? Почему охотники не наградили Винсента таким же ошейником, как у тебя? Глупо надеяться, что новообращённый справиться со своим проклятием! А ведь всё просто: рабу не нужна кровь для питания, нет у него и чувства вампирского голода, раб питается крохами со стола хозяина. А, чёрт возьми, его последняя картина?! Нельзя так нарисовать восход солнца по памяти! Значит, он выходил на открытое солнце – немыслимо для высшего, но возможно для раба! Значит…»
Мира сдавалась.
Она бежала… или летела? Где-то между землёй и небом. Исчезли все краски, стихли все звуки, пропал мир вокруг.
Как же она обманывалась так страшно столько лет?! Как она забыла, что у carere morte нет силы, возвращающей мёртвых в мир живых, а есть проклятие, насмешка Бездны?! Просто ей не нужна была бессловесная кукла! Ей, как несчастному Эрвину, нужен был живой человек, любимый! Любовь набросила ей повязку на глаза: вот почему она не замечала никаких признаков своего страшного деяния!
«Неужели все эти годы я жила только мыслями о кукле Алана»?! – подумала она и остановилась. Этот вопрос требовал немедленного ответа. Иначе она просто сойдёт с ума.
«Тот набросок, который показал Латэ. Чертовщина какая-то… но ведь он действительно копирует картину! Или это картина Винсента копирует старый набросок Алана?»
…Библиотека старого дома Вако в Карде. Винсент обнимает её. Она слышит его шёпот: «Люблю…».
«Нам нельзя, запомни это. Никогда».
– Чушь! – Мира сказала это вслух. Она продолжила бег.
«Не Алан. Не кукла Алана. Нет-нет. Это закрытая дорога. Но… кто же он тогда? Как ей называть своё последнее и самое странное создание? «Винсент», - неужели
Кто тот, мечтой об исцелении которого она жила пятнадцать лет? Отпечаток на тонком серебряном листе по ту сторону зеркала. Образ, склеенный из осколков стекла, разбитое отражение её надежды. Её совесть? Её жизнь? Её страх?! – Отражение её души…
– Прости. Я любила память о тебе… - смогла выдавить Мира, и остановилась. Она почти не удивилась, увидев впереди огромный парк безуспешно пытающийся спрятаться за длинным зданием брошенной больницы. Что теперь?
«Иди. Я отпускаю тебя».
«А смогу ли я… отпустить?» - спросила она ночь. Сначала это показалось лёгким – будто выбросить сломанную игрушку или старое запылившееся зеркало. Но скоро Мира поняла, как это будет трудно: она давно забыла лицо и голос Винсента, но, чтобы отпустить, сначала придётся их вспомнить. Она привыкла постоянно думать о задаче – найти дар и давно не озвучивала истинную свою цель, но, чтобы отказаться от неё навсегда, её сначала придётся воскресить. Как не поддаться тогда очарованию старой сказки, забытой мечты? Убить, убить быстро и без раздумий, закрыв глаза, не видя его глаз - пусть они лишь отражение её собственных…
Мира печально улыбнулась усмехающемуся в небе месяцу.
«Бессильный сжечь свою память и свою вину, Эрвин встретил следующий рассвет там же, где и его любимая…»
…Иногда в юности они с Аланом забывали о времени, играя на ночных улицах. Потом они убегали от солнца, хохоча и подталкивая друг друга. Мира до сих пор помнила тот трепет от прикосновений сияющей смерти. Отпустить и, как Эрвин, дождаться рассвета?
Все годы в ордене её держала лишь мечта об исцелении для Винсента. Но эта мечта рассыпалась в пыль. Уйти ли ей следом?
–
Мира лишь отметила возможность, не задумавшись об этом всерьёз. Разум восставал против бессмысленности такого самоубийства. Но что-то надо было делать. Она чувствовала: ещё миг молчания, ещё одна бессмысленно прожитая секунда – и она сойдёт с ума.
«Это месть Бездны», - думала ты тогда в Призрачном парке, держа его голову на своих коленях. – Вот она, месть Бездны, кара Бездны! Но месть Госпожи оказалась изощрённей и страшней…»
Мира спустилась к ещё не замёрзшему пруду в центре парка. Чёрная вода равнодушно глотала мелкую снежную пыль, поднимаемую ветром с земли. Она долго, невидяще смотрела на своё тёмное отражение в ней. Что-то она совсем забыла…
«Ах, да! Карда, Бал вампиров. Вновь задание, касающееся избранной. Что ж…»
Она подумала о новом задании… Если на балу должна появиться избранная, значит, там, в Карде, цитадели вампиров, разгорится новая битва за дар. Что ж, вампирша готова. Когда-то она посчитала свою маленькую беду вселенской и сполна заплатила за гордыню. Безумная идея вела её сквозь годы и бури, она одна не давала бессмертной сгинуть в Бездне. Но сегодня мечта разбилась и та, что жила ей, стала лёгким сухим прахом. Миры Вако уже нет – остался один дух, одно сильное чувство – ненависть. Ненависть к Бездне, погубившей её.