Серп
Шрифт:
— Руки в стороны, ноги на ширине плеч, — скомандовала серп Рэнд. Роуэн подчинился, и Рэнд провела твикером, словно волшебной палочкой, по всему его телу. Роуэн почувствовал покалывание в конечностях, которое быстро прошло. Рэнд отступила назад, а к юноше приблизился серп Годдард.
— Ты когда-нибудь слышал слово «инициация»? — спросил серп Годдард. — Или выражение «обряд посвящения»?
Роуэн покачал головой. Остальные серпы встали вокруг него.
— Ну что ж, тогда ты сейчас узнаешь, что они означают.
Серпы-юниоры сбросили
Серп Хомски, самый массивный из всех, выступил вперед и без всякого предупреждения обрушил кулачище на скулу Роуэна с такой силой, что того развернуло кругом. Он потерял равновесие и упал на грязный пол.
Роуэн ощутил удар и взрыв боли. Он ожидал, что сейчас его тело наполнится теплом — это наниты выпустят в кровь болеутоляющие опиаты. Но облегчение все не наступало. Вместо этого боль усиливалась.
Это было ужасно.
Ошеломительно.
Роуэн еще никогда в жизни не испытывал такой боли, даже не подозревал, что можно так страдать.
— Что вы со мной сделали? — завопил он. — Что вы со мной сделали?!
— Мы выключили твои наниты, — спокойно пояснил серп Вольта, — чтобы ты на себе прочувствовал, каково приходилось нашим предкам.
— Есть одна очень старая пословица, — добавил серп Годдард. — «Нет боли — нет победы». — Он с теплотой погладил Роуэна по плечу. — А я желаю, чтобы ты в жизни стал победителем.
Он шагнул в сторону и дал сигнал остальным приступать. Те принялись делать из Роуэна отбивную.
Выздоровление без помощи нанитов-целителей шло медленно и мучительно, по принципу «сначала должно стать хуже, чтобы потом стало лучше». В первый день Роуэн мечтал о смерти. На второй решил, что и в самом деле скоро умрет. В голове грохотал молот, мысли ускользали. Он то терял сознание, то приходил в себя. Сломанные ребра не давали нормально дышать. И хотя серп Хомски в конце избиения грубо вправил на место его вывихнутое плечо, оно по-прежнему отзывалось болью на каждый удар сердца.
Несколько раз в день к нему приходил серп Вольта. Он сидел у кровати Роуэна, кормил его супом с ложечки и обтирал его потрескавшиеся, распухшие губы. Казалось, вокруг серпа сияет ореол, но Роуэн знал: это обман зрения, следствие повреждений, нанесенных его глазам. Он бы не удивился, узнав, что у него отслоение сетчатки.
— Жжет, — пожаловался он, когда соленый суп смочил ему губы.
— Да, сейчас жжет, — с искренним сочувствием сказал Вольта. — Но это пройдет, и увидишь — это сделает тебя лучше.
— Да как это все может сделать меня лучше?! — возмутился Роуэн, ужасаясь, как искаженно и невнятно звучит его речь, словно он разговаривает через дыхало кита.
Вольта
— Через шесть месяцев ты сам скажешь мне, что я был прав.
Роуэн поблагодарил Вольту за то, что тот единственный из всех пришел его проведать.
— Можешь называть меня Алессандро, — сказал Вольта.
— Это твое настоящее имя?
— Нет, придурок, это имя Вольты!
Роуэн предположил, что среди серпов обращение по личному имени патрона — знак самой большой близости.
— Спасибо, Алессандро.
На вторые сутки вечером его проведала та самая девочка, про которую Годдард говорил, что она очень важная персона. Роуэн как раз очнулся от забытья. Как ее зовут? Эми? Эмма? Ах да — Эсме.
— Кошмар, что они с тобой сделали! — сказала она со слезами на глазах. — Но не волнуйся, ты поправишься.
Конечно он поправится! Выбора-то нет. В Эпоху Смертности он бы либо умер, либо выздоровел. Сейчас существовала только одна возможность.
— Что ты тут делаешь? — спросил он.
— Пришла узнать, как ты, — ответила девочка.
— Да нет, я имею в виду — в этом доме?
Она немного поколебалась, прежде чем ответить. Потом отвела глаза.
— Серп Годдард и его друзья пришли в торговый центр недалеко от того места, где я жила. Ворвались в кафе и выпололи всех до единого, кроме меня. Он велел мне идти с ним. Ну я и пошла.
Это ничего не объясняло, но другого ответа у Эсме, по-видимому, не было. Насколько понял Роуэн, девочка не выполняла в поместье никаких заметных функций. И все же Годдард пригрозил, что любой, обидевший ее, понесет суровое наказание. Эсме нельзя было беспокоить, ей разрешалось делать все что угодно. Она была самой большой загадкой, с которой Роуэн столкнулся в мире серпа Годдарда.
— По-моему, ты станешь серпом куда лучше остальных, — сказала Эсме, не вдаваясь, однако, в подробности, почему она так думает. Возможно, ей это подсказывала интуиция, но девочка глубоко заблуждалась.
— Я не стану серпом, — возразил Роуэн. Эсме была первым человеком, кому он в этом признался.
— Станешь, если захочешь, — сказала она. — А я думаю, что ты захочешь.
И с этими словами она ушла, оставив его наедине с болью и раздумьями.
Серп Годдард пришел к Роуэну лишь на третий день.
— Как ты себя чувствуешь? — осведомился он. Роуэна так и подмывало плюнуть ему в лицо, но усилие доставило бы слишком много мучений, и к тому же такой поступок мог привести к повторному избиению.
— А вы как думаете? — буркнул он.
Годдард присел на краешек кровати и вгляделся в лицо Роуэна.
— Пойди взгляни на себя.
С его помощью Роуэн поднялся с постели и проковылял к вычурному платяному шкафу с зеркалом во весь рост.
Он едва узнал себя. Физиономия распухла до того, что стала напоминать тыкву. И лицо, и тело украшали синяки всех оттенков спектра.